Папа как чувствовал – это ведь, строго говоря, была его, а не Матвея, любимая тётя – и с самого утра был не в духе. То мама сдала в прачечную шорты, которые ему были нужны именно сегодня, то вай-фай ловил с перебоями, то в соседнем номере слишком громко плакал чей-то ребёнок, не говоря уже о том, что папа порезался бритвой, прищемил палец дверью и со всего размаху ударился мизинцем ноги о край прикроватной тумбочки.

Но больше всего отца раздражал именно Матвей. Он делал сыну замечания, злился и кричал по разным пустякам, а если мальчик огрызался в ответ – свирепел ещё больше, угрожая отобрать телефон и удалить оттуда все приложения и чаты.

Поэтому в ресторан отеля семья спустилась в мрачном настроении. С приветливым официантом на входе поздоровалась только мама, а её мужчины, большой и маленький, хмуро разошлись по разным концам длинного шведского стола. Наверно, она очень надеялась на короткую передышку: в присутствии других людей никто из них хотя бы не кричал.

Но маму пришлось разочаровать, и Матвей ужасно злился из-за того, что это он, а не папа, которого он считал несправедливым и виноватым в ссорах, испортил всё окончательно. Ну почему, почему эта дурацкая тарелка упала именно сегодня, именно сейчас, когда всё и так хуже некуда?

Матвей тихо выругался такими словами, за которые его одноклассника Егора однажды вызвали к директору с родителями, и присел на корточки, пытаясь собрать еду и осколки. Какая-то женщина попыталась его остановить:

– Оставь, не трогай, порежешься!

Конечно, она была права: на пальцах уже выступила кровь, но лучше уж что-то делать, чем встать и поднять глаза на отца. Тот уже стоял рядом со свирепым видом, и когда Матвей наконец-то взглянул на него, то испугался – такие страшные у отца были глаза в этот момент. Подбежали официанты («Ничего страшного, мы уберём, это же дети, мальчик, в следующий раз будь аккуратней, смотри себе под ноги»), мама («Мы заплатим за тарелку, извините, что так получилось, спасибо, спасибо») и другие люди («Это же ребёнок, разве можно так кричать», «Эта молодёжь уткнётся в свои телефоны – и ничего не видит вокруг», «Мужчина, успокойтесь уже – это всего лишь тарелка»).

Возвращаться в номер для продолжения скандала было страшно, и Матвей еле справился с острым желанием просто взять и сбежать к морю, к Бобу, подальше от родителей, глазеющих людей и вообще от всего этого. Но он понимал, что будет только хуже, поэтому обречённо ждал, когда в лифте загорится цифра нужного этажа и они опять останутся втроём.

Не успели все зайти в номер, как у папы зазвонил телефон. Что ж, ещё одна маленькая отсрочка. Браться за любое из своих дел – телефон, планшет, книжки – смысла не имело, поэтому Матвей просто сел на стул у балкона и стал рассматривать горизонт на море в ожидании, пока разговор закончится. Он уже успел погрузиться в размышления о кораблях и необитаемых островах, как вдруг почувствовал, что что-то не так. Какая-то резкая, неправильная тишина за спиной. Матвей обернулся.

Папа сидел на кровати, обхватив руками голову, которая опускалась всё ниже и ниже к коленям.

– Пап, тебе плохо?

– Серёжа, что случилось? – почти одновременно охнула мама в дверях ванной комнаты.

– Тётя Лида попала в больницу. Врачи сказали, шансы невелики, – не сразу, но всё-таки ответил папа, а потом встал и молча вышел из номера.

– Куда он пошёл, мам?

– Да что же такое-то… Не знаю, Матвей… Думаю, он хочет немного побыть один, это же тебе не так просто… Не знаю… Позвоню бабушке. Где мой телефон?

Матвей ходил по комнате кругами, не в силах придумать, что он может сделать и что вообще нужно делать в таких случаях. Наконец, он подсел к маме, которая взволнованно говорила с бабушкой, и спросил: