Кириаль вздохнул. Сантэль все так же не понимала того, что она натворила. Продолжая упорствовать в своих заблуждениях.

– Неизвестной девчонке… Если бы ты хоть на миг остановилась и сняла шоры ревности, Сантэль, тогда узнала бы, что эта «неизвестная девчонка» воспринимается всеми, как моя дочь. И я признал ее, как свою дочь, и твои наушничавшие идиоты могли бы знать об том. По-твоему, я настолько низко пал, чтобы тащить на свое ложе дочь и возлечь с ней, как с женщиной? По-твоему, мне не хватало любовниц?

– Все это уже неважно. Ты давно заигрался в жеребца-производителя, Кириаль. И твой разум работает именно так, как у жеребца. Думаю, ты даже не помнишь всех, с кем делил ложе.

Услышав это обвинение, Кириаль не сдержался и рассмеялся.

– Ты зачем пришла, Сантэль? Оправдываться? Меня обвинять? Или все же собираешься сдаться и молить о пощаде? Если последнее, я обещаю подумать и смягчить твою судьбу. Отправить в Дахрат, вечно служить своей семье в чертогах богини Хессель.

– Ни то и не другое, Кириаль, – ухмыльнулась Сантэль. – Я хотела предупредить тебя – взятие этого замка ничего тебе не даст. Это будет лишь пустой тратой королевского времени и сил.

– Неужели?

– Ни меня, ни моего брата там уже нет. Найти нас… Ты не сможешь нас найти, мы уже далеко, и я не скажу, куда именно мы направляемся. Что до твоего корпуса магов, – видя, что Кириаль собирается использовать этот аргумент, перебила его Сантэль. – Мы уже далеко и под защитой могущественных сил.

– В Элине? – насмешливо поинтересовался король. – Только там ты сможешь спрятаться от моего гнева и армии под командованием Аминирах Вирата.

– Нет, Кириаль. Ты прекрасно знаешь, что никому не суждено пересечь океан и найти легендарный Элин за туманной границей штормов. Мы с братом под защитой иных сил, но столь же могущественных, как и наши элинские предки и их боги, – услышав это, Кириаль скривился, мысленно возразив ей: «Это и твои боги, дура». – Запомни, что я всегда буду сражаться с тобой, Кириаль. И мой брат будет. С тобой и твоей армией, сколько воинов бы ты не пригнал. И наши последователи будут. Теперь ты будешь оглядываться и вздрагивать от каждого звука, ибо я буду преследовать тебя всю твою долгую жизнь. Эта война только начало. Я никогда тебя не прощу, Кириаль.

– Все? Ты закончила, наконец, мне угрожать? – Кириаль скрестил руки на груди, насмешливо глядя на образ своей бывшей супруги. – А теперь послушай меня. Внимательно послушай, ибо повторять свои слова я не буду. Это моя страна, Сантэль, и я буду защищать ее до последнего вздоха. Это моя корона. И ее я вам никогда не отдам, что бы вы ни делали, что бы ни предпринимали. Это мои подданные, Сантэль. И я буду сражаться за них, я пролью столько крови за них, сколько потребуется богам, а значит… значит, я буду гнать тебя через весь Пандагирэй, пока ты не упадешь в океан и не захлебнешься соленой водой вместе со своим братцем, предателем короны. Я буду гнать вас, как гонит добычу хищник, наступая на пятки, дыша в спину. А пока… Пока я сравняю с землей ваш родовой замок, чтобы ничто не напоминало миру о вашем гнусном роде, который влез в королевскую семью и пожелал откусить гораздо больше, чем может прожевать обычный эльф. Перепрыгнуть через голову старших родов… Такой дерзости не ожидали и от богов. Но попрощайся со своим замком, Сантэль.

Кириаль махнул рукой, и к крепостным стенам устремились сотни магических таранов, а за ними летели мощные ветра, которые уже сплели члены Магического корпуса, прибежавшие на зов короля. Снаряды столкнулись с препятствием. Раздался оглушительный грохот и стены начали медленно оседать, оставляя после себя сизое облако каменной пыли. Послышались вопли придавленных камнями магов и воинов гарнизона. Магическая проекция Сантэль закричала, но никто не услышал этого крика исчезающего образа, который быстро развеял своей силой Акрималь. Маг позволил низложенной королеве увидеть последние мгновения жизни своего родового замка, увидеть судьбу, которую они с братом навлекли на верных им подданных. Кириаль не любил лишних жертв среди тех, кто просто выполнял приказы своих хозяев и повелителей, но сейчас он решил, что ему следует отступить от этого принципа. Ему казалось, что это спасет гораздо больше жизней, чем сейчас он готовился отобрать.