Он никогда не любил лимрингов. Эти огромные птицы его пугали, и он не стыдился признаться в этом. Стоило ему бросить взгляд на их крючковатые лапы, на когти, больше похожие на острые кинжалы, с которыми не расстаются жители таинственного Васава, и лейтенант гвардии начинал мелко трястись, представляя, как эти когти впиваются в его тело, раздирают плоть, оставляя кровавые рваные раны, разбрасывая вокруг ошметки мяса. Уйнэса в который раз передернуло. Чтобы отвлечься от этих жутких мыслей, он развернул свернутый в трубочку листок и вздрогнул. Из Ариса пришли странные и вместе с тем радостные для гвардии вести. Император Маглор скончался, приняв смерть вместе со своей империей, которую он посчитал жертвой своего недальновидного правления. И империя возродилась, когда его сын и наследник Маэль ар Вариар возложил на чело корону и отныне восседал на троне Мирэй, правя всеми землями от моря и до моря. Уйнэс довольно улыбнулся. Тот топор палача, что висел над его головой в виде соглядатаев Восты, больше не был страшен, их хозяин лишился власти, а возможно, и жизни. Кроме того, в приказе сообщалось, что императрице Эмрии возвращается вся полнота власти и присваивается титул императрицы-матери. Уйнэсу нравилась императрица. Она была добродетельной, уважительной и благородной женщиной, больше похожей на богиню, чем на человека. Впрочем, это было неудивительно, если учесть ее происхождение. Эльфы всегда казались людям, таким как он, бессмертными созданиями невероятной красоты. Прежде чем поспешить в комнату, ставшую темницей для великолепной императрицы, Уйнэс подозвал к себе одного из младших офицеров и тихим голосом распорядился:
– Немедленно вылови всех шпионов Восты и брось их в подземелье.
– Будет исполнено, лейтенант. – Уйнес кивнул и направился на аудиенцию к Эмрии, неся ей благие вести.
Комната, в которой обитала Эмрия, была небольшой: три на три пассуса, но ее это нисколько не смущало. Стены здесь были выкрашены в светло-бежевый цвет и прикрыты гобеленами грубой работы, на деревянном полу из выскобленного до белизны дуба лежала шкура медведя, добытая прошлой осенью Уйнэсом, а узкое, больше похожее на бойницу окно с массивной рамой закрывали тяжелые занавески цвета топленых сливок. Не отличалась роскошью и мебель, хотя лейтенант и распорядился, чтобы из Ансара доставили по возможности комфортную и надежную. Гвардейцы перерыли весь городок, но не нашли красивых шкафов и кроватей, которым, по их мнению, привыкла Эмрия. Но любой, кто нанес бы визит императрице, почувствовал бы себя словно в огромных покоях императорского дворца в Арисе. Императрица создавала ауру величия и благородства, которая заставляла забыть об убогости комнаты, как только посетитель переступал ее порог.
В дверь решительно постучали. Эмрия позволила посетителю войти, и тут же удивленно выгнула брови: на пороге возник сияющий как шлем гвардейца лейтенант ам Сагир Ситэй. Он держал лист бумаги, который словно жег ему руки.
– Что-то случилось, лейтенант? – тихий, мелодичный голос Эмрии набатным колоколом прозвучал в небольшой комнате, заставив Уйнэса вздрогнуть. Еще большее напряжения придавали прозвучавшие в нем нотки тревоги.
– Хорошие новости, ваше величество, – просиял гвардеец, стараясь развеять беспокойство императрицы.
– Увы, у меня больше нет права на такое обращение, – на губах Эмрии появилась легкая печальная улыбка, но плечи ее опустились, а тревога потухла во взгляде.
– Есть, – возразил Уйнэс. – Теперь есть.
Больше не произнеся ни слова, он протянул ей послание, которое сжимал в онемевших от напряжения пальцах. Эмрия нерешительно приняла письмо и с головой нырнула в начертанные на бумаге слова, удивившись в первые мгновения витиеватому, размашистому почерку Лоэналя. Чем дальше она читала, тем больше чувств отражалось на ее обычно лице, обычно холодном и спокойном, как у мраморной статуи в императорском саду. В конце концов она не смогла сдержать слез, которые тонкими, прозрачными ручейками защекотали ей щеки.