– Подумаю, – буркнула Регина, высвобождаясь из его рук и отходя от окна. – Тебе тоже детской каши?
К вечеру Элла раскапризничалась. Кажется, разболелся живот. Регина перепробовала всё – и заваренные травки от рези, и компресс-грелку, и получасовое поглаживание.
– Давай спущусь вниз, к телефону-автомату, и позвоню маме. Она должна знать, что в таких случаях делать.
– Сами, – огрызнулась раздражённо Регина. – Ещё не хватало, чтоб мне потом высказывали, мол, плохая мать, даже с таким пустяком справиться не могу.
Андрей промолчал. Что-то в этом роде мама ему уже не раз говорила. Разумеется, не при Регине.
Уложить ребёнка удалось только поздно ночью. Регина свернулась клубком в кресле рядом с кроваткой и, серая от усталости, мгновенно отключилась. Андрей не стал её трогать, лёг на диван и долго перед тем, как уснуть, смотрел в потолок. Тени занавесок, шевелящиеся от сквозняка, переплетались причудливым узором. Как волосы Регины на ветру. Она не любила ходить с распущенными по улице, ругалась, что потом распутать невозможно. Регина – ветер, огонь, буря, тёмные глаза в длинных ресницах, тонкие запястья. Она смеялась звонко, словно рассыпая вокруг маленькие колокольчики. Она злилась, когда куда-то опаздывала. Уже несколько лет она была для него всем. И с каждым днём он всё яснее понимал, что ничего о ней не знает. Начинающий фоторепортёр, девчонка со смешными хвостиками и распахнутыми, всегда насторожёнными, как у дикой лани глазами, была простой и понятной. Уверенная жёсткая женщина со злым блеском во взгляде была незнакома. Он любит совершенно чужую женщину. Любит с каждым днем всё больше и больше, дышит ею. Регина. Однажды она сказала, что это не настоящее её имя. Больше ничего, кроме самых общих вещей, он не знал. Выросла на железнодорожной станции. Отца не было, мать пила. Дождалась совершеннолетия и сбежала оттуда. Всё. Он не спрашивал о подробностях. Ему просто нужно было, чтобы Регина была рядом.
– Это всё бред, – пробормотал он. – Какие трупы, какие головы? Она просто устала и в плохом настроении. Не всерьёз.
Тени на потолке не ответили, они не знали, так ли это. Андрей закрыл глаза, он тоже не знал.
Ближе к рассвету небо просыпалось крупным дождём. Стучащие по крыше капли, разбудили Регину. Полежав ещё, она поднялась. Включила чайник, посидела немного на кухне. Тишина успокаивала. Хотелось протянуть эти мгновения, в которые не нужно было никуда бежать и ничего делать. Последнее время было непростым. Чтобы выжить, их газета бралась за всё. Статьи о дорожных происшествиях, о вырубке леса где-то в глуши, об открытии нового магазина, интервью с бабушкой-пенсионеркой, видевшей призраков на местном кладбище. Регина моталась с Красавчиком наперевес вместе со всеми журналистами. Отдел новостей, отдел рекламы, срочные выпуски. Иногда ей казалось, что она путает людей, события и даты. Не слышит, о чём спрашивают очевидцев, не знает, на какую тему вообще репортаж. Правильный свет, оптимальное расстояние, чтобы лица не расплывались, минимальное количество плёнки – за неё отчитываться. Не думать, не отвлекаться, работать. Красавчик тянул руки, под вечер пальцы едва держали его гладкие бока. Занести плёнку в фотолабораторию, приползти домой поздно вечером. Соседка укладывала Элку спать часто задолго до появления родителей. Ответственная пенсионерка отчитывалась, что девочка ела, во что играла, сколько спала днём. Четверо внуков, уже закончивших школу. Опыт. Регина почти не слушала, что-то ела, кивала и прикидывала, что нужно успеть завтра. Нужно, нужно потерпеть, рано или поздно она изменит ситуацию и не придётся больше столько работать. Или, хотя бы, не считать копейки после выдачи зарплаты.