Сильная рука подхватывает меня за локоть. Я в страхе оборачиваюсь и вижу Лукаса. Он что-то кричит, но я не слышу ни звука. Зажмурившись, я качаю головой, пытаясь прийти в себя, понять, что происходит. Когда я открываю глаза, на меня обрушивается рёв голосов, слух возвращается.

– Там ещё один! – показываю я Лукасу на тёмный переулок.

Лукас направляет в ту сторону волшебную палочку. Из её кончика вырывается сине-зелёное сияние и стрелой летит вперёд. Стены домов заливает яркий свет, сопровождаемый треском, от которого у меня болят уши.

Лукас отдаёт приказы страже. Четверо магов спешат к нам, расчехлив волшебные палочки. Плащи у всей четвёрки оторочены серебряной тесьмой.

По приказу Лукаса маги бросаются в погоню.

– Ты как?! Ничего не сломала?! – кричит мне Лукас.

И тут начинается ливень. Потоки небесной воды текут по земле, смешиваясь с кровью икаритов, собираясь в тёмные, страшные лужи. Я качаю головой, и Лукас помогает мне встать на ноги. Он обнимает меня за талию, не выпуская из другой руки окровавленную рапиру. Баюкая ушибленную кисть, я бреду вместе с Лукасом через площадь.

Повсюду сверкают молнии, и мы спешим добраться до храма. Солдаты осматривают окрестности, а от дверей на нас с ужасом взирают несколько гарднерийцев. Среди них застыли тётя Вивиан и Экко Флад.

Там же и Маркус Фогель. Спокойный как скала.

А птица, белая птица, сидит в нише над дверью в храм. Она неподвижна, будто изваяние, украшение старинного здания.

И следит за мной.

Лукас мечется по комнате, как дикий зверь в клетке, время от времени бросая на меня странные взгляды. Его челюсти крепко сжаты, лицо покраснело от напряжения, лоб нахмурен. Он промок насквозь. Клинок убран в ножны и болтается на боку. В комнату входит один из тётиных охранников и что-то говорит Лукасу, но я не могу разобрать ни слова. Рукой Лукас упирается в бедро, солдат что-то объясняет, Лукас отдаёт приказы. Кивнув, охранник уходит. У него такой вид, будто он спешит выполнить важное задание.

Я сижу на деревянном стуле в алтарной комнатке храма. Меня бьёт дрожь, перед глазами всё плывёт, вокруг столпились храмовые служители в чёрных мантиях.

Пастырь Фогель возвышается надо мной, скрестив перед собой вытянутые руки. Глаза его закрыты, он читает молитву на древнем языке. В яркой вспышке я вдруг вижу чёрные крылья икаритов и мёртвые деревья. Картинки исчезают так же быстро, как появились, оставив меня трястись от страха.

Священник слева от Фогеля покачивает на длинной цепи золотой шар, наполненный ароматной эссенцией. Едкий дым выбирается сквозь дырочки в шаре, обжигает мне нос и сводит желудок.

Глаза Фогеля закрыты, однако я чувствую на себе его взгляд.

Рядом со мной сидит Экко. Она крепко держит меня за руку.

– Что он делает? – в ужасе спрашиваю я. Этого не может быть. Я застряла в кошмарном сне. Так не бывает!

– Тише, Эллорен, – шепчет Экко, утешительно пожимая мне ладонь. – Ты взглянула в глаза икариту. Твоя душа запятнана. Пастырь Фогель очищает твою душу.

Там, где икарит вцепился клешнёй мне в руку, боль никак не проходит.

– Где мой дядя? – слабо всхлипываю я. По щекам катятся слёзы. Чужаки вокруг… ритуал очищения души… мне страшно.

Но больше всего я боюсь Фогеля.

Тётя Вивиан стоит в дверях с двумя пожилыми служителями. Её спутники совершенно седые. Они едва слышно переговариваются, обмениваясь мрачными взглядами.

Уронив лицо в ладони, я тихо всхлипываю. Чем дольше читает пастырь Фогель, тем сильнее меня бьёт дрожь, тем явственнее гремят слова молитвы, тем чернее тьма вокруг меня. Молитва понемногу стихает, тьма рассеивается, но я всё плачу, и где-то на задворках сознания слышу голос Лукаса. Он просит разрешения побыть со мной наедине.