Варакин, задумавшись, отбросил с высокого лба строптивую прядь.

– В общем-то, не было, – сказал наконец. – Какие там друзья! В глаза улыбались, за спиной шипели. Яду в стакан с чаем не сыпали, и на том спасибо. Исключение разве что Зароков…

– Это кто? – тут же спросил Ульянов.

Выяснилось, что Евгений Ильич Зароков, как и покойный Себряков, трудится в чине университетского профессора истории. Вот у него причин для вражды с Себряковым не было. Во-первых, научные интересы никак не пересекались. Если Себряков специализировался на русской истории применительно к династии Романовых, то Зароков занимался исключительно новой и новейшей историей Франции. Во-вторых, оба профессора приятельствовали ещё со студенческой скамьи. Зароков даже был шафером на второй свадьбе у Себрякова. В общем, ладили и общались. Поэтому одно из немногих прощальных слов на похоронах, произнесённых искренне, было сказано именно Зароковым…

– С этим ясно, – подытожил Ульянов. – А скажите, Виктор Маркович, в чём заключались ваши обязанности как помощника профессора?

Вытянув длинные ноги (я мимолётно отметил, что ботинки стоптанные, да и костюм знавал лучшие времена), Варакин полез в карман за папиросами.

– Так, знаете ли, в двух словах не скажешь…

– Скажите в трёх, – хмыкнул я.

– Были обязанности рутинные. Например, я вёл переписку с издательствами, следил за своевременной выплатой гонораров. На это у меня была доверенность. Подбирал материалы для работ, когда Викентий Павлович сам не успевал, – человек он был занятый. Случалось, решал какие-то бытовые, хозяйственные вопросы… Но это не главное.

– А что же главное?

Варакин помедлил.

– Понимаете, я был для профессора собеседником, оппонентом и рецензентом. Един в трёх лицах.

– Поясните.

– Масштабы у нас, конечно, были несопоставимые. Знаменитый учёный – с одной стороны. Молодой историк – с другой. Но Себряков мою голову… ценил, что ли. – Варакин слегка улыбнулся. – Давал мне читать рукописи, внимательно слушал замечания. Опробовал на мне различные идеи. Иной раз мы с ним спорили до хрипоты.

– Даже так? Покойный был демократом?

– В части науки – да. Здесь он чинов не признавал. И случалось, что с моими замечаниями соглашался, а потом учитывал в работе.

Я наклонился к Варакину.

– А скажите, Виктор Маркович, много ли времени отнимали ваши обязанности помощника?

– Много, – ответил Варакин, не задумываясь. – Человек я одинокий, так что, в сущности, жил больше у Викентия Павловича, чем у себя. Квартира у него просторная, он мне комнатку выделил. Тут же я и к собственным лекциям готовился. Всё-таки приват-доцент. – Выдержав короткую паузу, уточнил: – Вернее сказать, так было до того, как профессор повторно женился.

– А что это изменило? – спросил Ульянов.

Варакин взглянул на него с некоторым удивлением.

– Ну, как же… С молодой женой в доме и порядки поменялись. Понятно, что теперь я не мог, как раньше, запросто приходить к профессору, открывать дверь своим ключом, мыться в его ванне… Дарье Степановне это бы не понравилось. Она женщина своеобразная, с характером.

– А, кстати, как складывались отношения Себрякова с новой женой? – поинтересовался я.

Лицо Варакина выразило неудовольствие.

– Я свечку не держал и в их отношения не лез, – отрезал он. – Меня это не касается. Вы лучше у самой вдовы спросите.

– Так и сделаем, – заверил Ульянов, просияв обезоруживающей, несколько виноватой улыбкой (мол, пардон за бестактный вопрос). – А вот если не секрет… Вы много лет помогали профессору, фактически работали на него. Он вам платил?

Взгляд Варакина сделался ледяным.

– Никогда, – чуть ли не по складам произнёс он.