– Как я могу к вам обратиться? – спросил вежливо.

– Унтер-офицер Васильев, ваше благородие, – отрапортовал молодцеватый урядник, вытянувшись в струну.

– Очень хорошо. Прошу вас, Васильев, зайдите-ка в служебную комнату для врачей на втором этаже и пригласите сюда начальника хирургического отделения Бутылкина. Мол, следователь Морохин просит пожаловать… Не возражаете, Тарас Иванович? – добавил, обращаясь к Петренко.

Тот даже рукой махнул: с чего, мол, возражать.

– Благодарю. И вот что, Васильев…

Я добавил на ухо несколько слов. Кивнув, урядник вышел. Ульянов смотрел на меня с нескрываемым любопытством.

В ожидании Бутылкина я прохаживался по палате, заложив руки за спину, и в десятый раз обдумывал неожиданную мысль. И вроде бы всё сходилось. Теперь дело было за врачом.

Через несколько минут Бутылкин появился в палате. Это был черноволосый человек субтильного сложения с узким вытянутым лицом, украшенным крупным горбатым носом. Тёмные, глубоко сидящие глаза смотрели из-под густых бровей выжидательно.

– А-а, Савелий Львович, здравствуйте, – сказал я, делая приветливый жест. – Проходите. Хочу вас поблагодарить, что сразу же написали мне насчёт бедняги Кускова.

– А как же, – откликнулся врач тенорком. – Обещал ведь сообщить, если что не так. Беда-то какая…

– Беда, – согласился я со вздохом. – И следов никаких. Что хочешь, то и думай.

– Я тоже думаю, думаю, да всё без толку, – пожаловался Бутылкин. – Это только Хольмс в книжках сразу концы находит. А в жизни поди разберись.

Я поднял палец.

– Идея, Савелий Львович! Давайте попробуем разобраться вместе. Я буду Хольмсом, а вы Ватсоном. Тоже, кстати, доктор. Пофантазируем, а? Вы ведь сами когда-то хотели сыщиком стать.

– Когда это было, – проворчал Бутылкин. – Ну, давайте попробуем.

Я сел на чистую койку и жестом пригласил врача сесть рядом.

– Странное преступление, коли разобраться, – начал я доверительным тоном. – Убийство полицейского, да ещё не вгорячах, а намеренное, – дело редкое. Стало быть, кому-то мешал очень. Что-то узнал случайно или увидел ему не предназначенное, вот и убрали. Логично?

– Вполне, – согласился Бутылкин. – А в чём странность? Нежелательных свидетелей во всех романах убирают. Ну, или пытаются.

– В жизни тоже, – сказал я, кивнув. – Но у нас особый случай. Госпиталей в Петербурге не меньше десятка. Откуда убийца узнал, что Кусков лежит именно здесь, на Пироговской набережной, три? Обошёл, что ли, все лазареты с расспросами, не поступал ли на излечение городовой? Бред же.

– Бред…

– Идём дальше. Предположим, убийца неким образом всё же узнал, где лечится Кусков, – теперь приходи и убивай, так? Нет, не так. Госпиталь велик, здесь десятки пациентов. Что ж ему, злодею бедному, слоняться по коридорам и расспрашивать медсестёр, где, мол, у вас тут лежит раненый полицейский? Опять же бред.

– Опять же, – согласился Бутылкин, помедлив.

– Воля ваша, дорогой Ватсон, только убийца знал, на каком этаже и в какой палате лежит Кусков. Знал точно. И теперь вроде бы ничего не мешает сделать своё чёрное дело, верно? Однако опять нет.

– Это почему же?

– Да ведь в палате кроме Кускова лежат ещё трое! Где гарантия, что хотя бы один из них не проснётся не вовремя, не поднимет шум? Нет такой гарантии. И злодей в тупике. Не резать же всех подряд, чтобы до Кускова добраться. Это даже для убийцы перебор… Что скажете?

Бутылкин глубоко задумался.

– Одно скажу: хорошо, что я не сыщик, – произнёс наконец. – Проще людей лечить, чем такие головоломки разгадывать. Ватсон в тупике.

Я улыбнулся. Ласково так, словно несмышлёнышу.

– А вот и нет, Савелий Львович. На самом деле всё очень просто. Если, разумеется, иметь в виду одно обстоятельство.