Как раз перед закрытием на следующий день после странного происшествия в Баркинге большой, неопрятный на вид человек явился в контору мистера Эткинсона. Случайному наблюдателю могло показаться, что его самой насущной потребностью были мыло и вода, но его появление, по-видимому, не вызвало удивления у клерка. Возможно, в Хокстоне терпимо относятся к таким мелочам.
Клерк – бледный, анемичного вида мужчина с нездоровой кожей и крючковатым носом – устало поднялся со своего места.
– Чего ты хочешь? – угрюмо спросил он.
– А шо ты думаешь? – возразил посетитель. – Кошачьего мяса?
Клерк отпрянул в гневе, кровь прилила к его желтоватому лицу.
– Не смей говорить со мной таким тоном, дружище, – сердито сказал он. – Не забывай, что это моя контора.
– Да, – ответил тот. – Так же, как и твой нос, похожий на кусок замазки, прилипший к пудингу с салом. И если ты мне дашь губу6 – учти, я оторву ее. Выброшу на улицу, вот увидишь, и тебя вслед за ней, ты, пропаренный кусок плохой требухи. А теперь – к делу. – Он стукнул по столу огромным кулаком так сильно, что, казалось, задрожала вся контора. – Не знаю, как у тебя, а у меня нет времени, чтобы тратить его впустую. Сколько?
Он бросил на прилавок пару толстых ботинок с коваными гвоздями и свирепо глянул на клерка.
– Два шиллинга, – равнодушно сказал тот, бросая на прилавок монету и беря ботинки.
– Два шиллинга! – гневно воскликнул клиент. – Два шиллинга, ах ты, жалкий жиденок. – Мгновение или два он что-то нечленораздельно бормотал, как будто не обладал даром речи; затем его огромная рука метнулась вперед и схватила клерка за воротник. – Подумай еще раз, Арчибалд, – тихо продолжал он, – подумай еще раз и подумай лучше.
Но клерк, как и следовало ожидать при такой работе, был готов к чрезвычайным ситуациям подобного рода. Его правая рука мягко скользнула вдоль стойки к скрытому электрическому звонку, подававшему сигнал его коллегам на верхнем этаже. Звонок выполнял несколько функций: он действовал как призыв о помощи или как предупреждение, и срочность вопроса истолковывалась теми, кто его слышал, в зависимости от того, сколько раз на него нажимали. Сейчас клерк решил, что два звонка вполне соответствуют случаю: ему не нравился внешний вид большого и сердитого мужчины, в чьих руках он чувствовал себя абсолютно беспомощным, и он решил, что требуется срочная помощь. И поэтому, возможно, ему немного не повезло, что он позволил уродливой маленькой ухмылке украсить его губы за секунду или две до того, как рука нащупала звонок. Мужчина, стоявший по ту сторону прилавка, увидел эту ухмылку и всерьез вышел из себя. С яростным рычанием он нанес удар прямо между глаз, и клерк рухнул за стойку, так и не подав сигнал.
Несколько мгновений здоровяк стоял неподвижно, внимательно прислушиваясь. Наверху слышалось слабое постукивание пишущей машинки; снаружи сквозь две закрытые двери негромко доносились обычные уличные шумы Лондона. С проворством, примечательном в таком крупном человеке, он перепрыгнул через стойку и профессиональным взглядом осмотрел лежащего. Слабая усмешка появилась на его лице, когда он определил состояние оного джентльмена, после чего не стал терять времени даром. На самом деле он так быстро и методично взялся за дело, словно все представление было продумано и отрепетировано заранее, включая временную недееспособность клерка. Через полминуты того связали, заткнули рот кляпом и положили под прилавок. Рядом с ним здоровяк поставил пару ботинок, к которым прикрепил вынутый из кармана листок бумаги. На нем было нацарапано неграмотной рукой: «Взял справидливую плату за батинки, свинья». Затем, совершенно сознательно, здоровяк взломал кассу и забрал немного денег, после чего еще раз осмотрел лежащего без сознания под прилавком мужчину.