– А теперь кого ждем? – спросила Ширли. – Это что, вечеринка иллюзионистов, исчезаете все по очереди!

Филипп и Жозефина вернулись в гостиную и наперебой рассказывали, как спасли индейку от высыхания. Их возбуждение решительно не вязалось с прежней сдержанностью, и в глазах Ширли мелькнуло любопытство.

– Ждем Зоэ и ее таинственного гостя! – вздохнула Гортензия. – Так и непонятно, кто он.

Она посмотрелась в зеркало над комодом, заложила прядку за ухо, поморщилась и вернула ее на прежнее место. Хорошо все-таки, что она не постриглась. У нее такие густые, блестящие волосы, их медный отлив прекрасно оттеняет зеленые глаза. Постричься – еще одна идея этой твари Агаты, она все должна делать по указке модных журналов! Интересно, где эта отмороженная справляет Рождество? С родителями в Валь д’Изере или в каком-нибудь лондонском клубе со своими бандюками? Ноги их больше не будет в моей квартире! Не выношу их сальные рожи. На Гэри и то пялятся!

– Может, это кто-то из соседей? – предположила Ширли. – Узнала, что человек встречает Рождество в одиночестве, и пригласила к нам.

– Вряд ли, таких вроде бы и нет. Ван ден Броки празднуют семьей, Лефлок-Пиньели тоже, и Мерсоны…

– Лефлок-Пиньель? – переспросил Филипп. – Я знаю одного Лефлок-Пиньеля, банкира. Эрве, кажется.

– Красавец-мужчина, – заметила Гортензия. – И не сводит с мамы глаз!

– Вот как… – протянул Филипп, глядя в упор на Жозефину, которая, естественно, тут же густо покраснела. – Он к тебе приставал?

– Нет! Гортензия городит неизвестно что!

– В любом случае, у него прекрасный вкус! – улыбнулся Филипп. – Но если это тот, с которым я знаком, то он не похож на дамского угодника.

– Он говорит со мной на «вы» и отказывается звать по имени – только мадам Кортес! Никаких вольностей, не говоря уж о флирте!

– Должно быть, тот самый, – сказал Филипп. – Банкир, красавец, суровый такой, у него молодая жена из очень хорошей семьи: ее отец – владелец инвестиционного банка и сделал зятя директором…

– Жену я ни разу не видела, – сказала Жозефина.

– Неприметная блондинка, тихая и скромная, почти не открывает рот, тушуется перед ним. У них, кажется, трое детей. Если мне не изменяет память, они потеряли еще одного ребенка, первенца, его задавила машина. Ему было девять месяцев. Мать принесла его в детском кресле на стоянку и поставила на землю, чтобы достать ключи, а тут кто-то проехал…

– Боже мой! – вскричала Жозефина. – Тогда понятно, почему ее не видно и не слышно! Бедняжка!

– Это было ужасно. В банке все на цыпочках ходили, боялись ему слово сказать, а если кто начинал бормотать соболезнования, он его просто испепелял одним взглядом!

– Вы с ним чуть-чуть разминулись, он приходил незадолго до тебя.

– Я в свое время имел с ним дело. Тяжелый человек, обидчивый, и при этом масса обаяния, воспитанности, культуры! Мы его за глаза называли Янусом.

– В смысле – двуликим? – засмеялась Жозефина.

– Знаешь, он, конечно, голова. Окончил Национальную школу управления, Политехнический, Горный… Каких только дипломов у него нет! Четыре года преподавал в Гарварде. Ему предлагали место в Массачусетсском технологическом институте. Все подчиненные смотрят ему в рот…

– Отлично! Он наш сосед и положил глаз на маму. Новая мыльная опера! – провозгласила Гортензия.

– Да куда там Зоэ подевалась? Лично я есть хочу, – сказал Гэри. – Так вкусно пахнет!

– Она понесла в комнату подарки, – объяснила Ширли.

– Я сейчас принесу лосося и фуа-гра, она сразу явится, – решила Жозефина. – А вы пока рассаживайтесь, я положила карточки с именами на тарелки.

– Я с тобой, а то я еще не исчезала! – заявила Ширли.