На кухне Ширли плотно прикрыла дверь и, нацелив на Жозефину указующий перст, решительно приказала:

– А теперь давай рассказывай! Неча на индейку пенять!

Жозефина покраснела, взяла блюдо и стала раскладывать фуа-гра.

– Он меня поцеловал!

– А, ну наконец-то! Странно, что так долго ждал!

– Он же мой зять! Ты что, забыла?

– Но тебе понравилось? Вас не было довольно долго. Мы еще гадали, чем это вы там занимаетесь.

– Это было здорово, Ширли, так здорово! Я и представить себе не могла! Вот, значит, что такое настоящий поцелуй! Я вся дрожала. С головы до ног. При том, что за спиной была горячая духовка!

– Лучше поздно, чем никогда.

– Издеваешься?

– Ни боже мой! Наоборот, снимаю шляпу перед столь пылким поцелуем.

Жозефина обдала кипятком нож, вынула из формы фуа-гра, выложила на блюдо в окружении желе и листьев латука и спросила:

– И что мне теперь делать?

– Подать с тостами…

– Да не с этим, дура! С Филиппом!

– Ты по уши в дерьме. Deep, deep shit![42] Добро пожаловать в клуб невозможной любви!

– Я бы лучше вступила в какой-нибудь другой! Ширли, ну серьезно… что делать-то?

– Достать лосося, поджарить тосты, открыть бутылку славного вина, положить масло в красивую масленку, нарезать лимон для лосося… То ли еще будет!

– Спасибо, утешила! У меня мозг взрывается, правое полушарие говорит «молодец, расслабься и получай удовольствие», а левое вопит «тревога, опомнись, остановись»!

– Знаю, проходили.

Щеки Жозефины пылали.

– Я готова целоваться с ним все время, снова и снова. Ширли! Это так здорово! Так бы и не отрывалась никогда!

– Ай-ай-ай! Плохо дело.

– Думаешь, я буду страдать?

– Великие страсти – великие страдания.

– Уж ты специалистка…

– Да, я специалистка.

Жозефина задумалась, с нежностью глядя на духовку, и вздохнула:

– Я так счастлива, Ширли, так счастлива! Даже если мое великое счастье длилось десять с половиной минут. Не у всех наберется в жизни десять с половиной минут настоящего счастья!

– Счастливчики! Покажи хоть одного, чтоб я знала, от кого держаться подальше.

– А я богачка, у меня есть десять с половиной минут величайшего счастья в жизни! Я буду крутить и крутить в голове мой фильм про поцелуй, и мне ничего больше не надо. Буду перематывать, ставить на паузу, смотреть в замедленном режиме, снова отматывать назад…

– Будет чем заняться по вечерам! – фыркнула Ширли.

Жозефина прислонилась к плите и замечталась, обхватив себя руками, покачиваясь, словно баюкала свою грезу. Ширли встряхнула ее:

– Может, попразднуем немножко? Там нас уже хватились небось.

В гостиной все сидели и ждали Зоэ.

Гортензия листала собрание сочинений Оскара Уайльда и зачитывала вслух отдельные места. Гэри раздувал огонь в камине. Александр с неодобрительным видом нюхал подаренные отцу сигары.

– «Слезы – убежище для дурнушек, но гибель для хорошеньких женщин», – процитировала Гортензия.

– Very thoughtful indeed![43] – заметил Гэри.

– «Женщины бывают только двух родов: некрасивые и накрашенные».

– Он забыл еще богатых телок! – хохотнул Гэри.

– «Нынешние молодые люди воображают, что деньги – это все. А с годами они в этом убеждаются».

Гэри насмешливо посмотрел на Гортензию:

– Неплохо. Как раз для тебя.

Она сделала вид, что не слышала, и продолжала:

– «В жизни возможны только две трагедии: первая – не получить того, о чем мечтаешь, вторая – получить…»

– Неправда! – воскликнул Филипп.

– Истинная правда! – ответила Ширли. – Мечта хороша, пока не осуществится. Она живет лишь на расстоянии.

– А моя мечта совсем рядом, – прошептал Филипп.

Жозефина и Филипп сидели на диванчике у огня. Он незаметно, за спиной, взял ее за руку. Она густо покраснела и взглядом умоляла отпустить ее, но не тут-то было. Он нежно ласкал ладонь, поворачивал, поглаживал между пальцами. Жозефина не могла отнять руку так, чтобы не дернуться и не привлечь к ним обоим всеобщего внимания. Оставалось только сидеть неподвижно, с пылающей рукой в его руке; она слушала, не слыша, цитаты из Оскара Уайльда и пыталась смеяться, когда смеются другие, но каждый раз слегка запаздывала, что в конце концов не осталось незамеченным.