Набежала сзади тьма, сковал Ельку внутренний холод лютый, замер он, не в силах пошевельнуться, и понял: всё! Поминайте, кто знал, Коня-вора, – ве-е-ечная память!
Заплакал Елька от великой жалости к себе, весь преисполненный того, как уходит из него, бедолаги, жизнь, и начал весь из себя валиться на бок, глаза закатывать, кричать сильно, однако – услышал вдруг голоса, словно изнутри себя.
– Жить хочешь? – Спросил один голос.
– Оченно хочу. – Честно ответил Елька. – Имейте милость! Оставьте меня в житии! Что хотите, отдам, только бы жить!
– Тогда служить нам клянись. – Приказал голос другой.
– Клянусь! – Ельке казалось, что он кричит, а, на самом деле, даже не шептал, а лишь, опять же, внутри себя отвечал, тихоньким стоном. – Служить вам отныне и вечно, самою страшной клятвой, скрепив её кровью!
Елька только ахнуть успел, и не понял даже, отчего вдруг закровавила ладонь правая, но жижа красна уже закапала на рубаху, и тогда Елька прямо в воздухе перед собою начертал косой крест, чтобы перечеркнуть его наискось, словно разрубив напополам, кровоточащей дланью.
– Правильно решил. – Вмешался ещё один голос. – Пра-а-авильно…
И остальные голоса дружно подхватили слова эти.
– Слушай нас, смертный! Живя среди живых, станешь ты отныне посланцем нашим, а мы через тебя станем вершить то, что угодно нам. Мы, Вреды, посылаем тебя в подземны ходы, дабы в тот миг, когда достигнешь ты пещеры Чёрного Черепа, досталась нам, Вредам, и сила его, и власть! Через тебя, смертный, овладеем мы миром вашим! Быть посему!
– Быть… – Пролепетал Елька, и упал без чувств.
Да так и пролежал, пока не понял вдруг: нету с ним радом никого больше.
Глава 6
Вроде, все вместе идут, но каждый порознь тут
– — – — – — – — – — – — – —
А верное объяснение состоит в том, что в него вселился большой бес и прибежала тьма маленьких, чтобы служить большому.
Франц Кафка. «Афоризмы»
– — – — – — – — – — – — – —
В себя пришёл Елька, когда ему пребольно впился в щёку огромадного роста злобный муравей.
Елька таких сроду не видывал: красный, башкою вертит, и даже, почудилось Ельке, шипит.
– Брысь, сволочь! – Взревел Елька, сбрасывая тварь мерзкую с лица.
Муравей отлетел, но тут же на Ельку накинулись его, муравьины, сородичи, числом немереным, поголовно все столь же кусачи.
Заорал Елька, завертелся, отряхаясь, но куда там!
Пришлось одежу с себя срывать, к реке Оке трусцою мчаться, с обрыва в воду сигать.
Только так и отвязался.
Потом долго выворачивал портки с рубахой, выковыривая из складок и подкладки красну сволочь.