Ненавистнее всех ему были те, кто продавался по своей жадности. Они, как правило, становятся вымогателями. К ним Мерфи был беспощаден. Нет, публично не позорил, не изобличал. Наказывал по-своему. Жестоко. Подводил дело так, что их убирали с дороги те, кто им платил.

Слабого он понимал. Но не прощал. Для склейки сломанных, Мерфи пользовался одним верным рецептом. Он пропускал их через жернова служебного судилища, стараясь, однако, до тюремного заключения не доводить. Мерфи не вступал в игру до тех пор, пока у виновного не оставалось никаких надежд и ужас дальнейшего сводил его с ума. Насмерть перепуганного, Боб гнал прочь. Пережитое раз и навсегда отбивало в человеке охоту быть нечестным.

Более всего Мерфи жалел, продавшихся по бедности. Таких, пропуская через все круги ада, он не прогонял…

Из них получались ревностные и преданные служаки. Одного из них, Питера Хейка, он поднял даже до должности помощника.

III (Начало)

…На Хэйка компрометирующих данных не было. Он пришел к Мерфи сам. Поставив на стол кейс, объявил: «Сэр, в нем взятка… 50 тысяч долларов».

Мерфи опешил.

– Мне?– спросил он.

– Да… То есть, нет… Ее получил я. От торговцев наркотиками… В общем… Отдаю себя на ваш суд…

– Лучше отдайте тому, у кого взяли.

– Пытался. Отказались. А чтобы припугнуть прокрутили заснятую ими ленту. На ней все четко.

Поначалу Мерфи мысленно занес его во второй столбец своей таблицы о взяточниках. В графу слабых характером.

Мафиози, как всегда, действовали прямолинейно, по довольно известной схеме: дал – взял – выиграл. На этот раз схема не сработала. Подвела прямолинейность – переборщили с лентой. Не сделали поправку на психологию. Излишне перепугали. В таких случаях, перетрусивший, впадает в отчаяние. Перед ним – неразрешимая дилемма. Либо – пуля в лоб, либо – на колени. Ни то, ни другое Хейка не устраивало.

Глядя на кейс и на Хэйка, Боб скорчил неприязненную гримасу. Хотя, признаться, к стоявшему перед ним, с обреченным видом, нескладного, длинного парня, он никакой неприязни не испытывал.

Кто-то однажды его убеждал, что высокие люди – с невысоким умом. Сам выше среднего роста Мерфи возражал. У коротышек, парировал он, как свидетельствуют факты и история, нравственный порог, в отличие от высоких людей, или катастрофически низок, или отсутствует вовсе. Потому-то они добиваются большего. И потому слывут за умных.

Все то время, пока Мерфи рассуждал сам с собой, Хэйк стоял, как изваяние, пусто глядя в пространство и ни разу не переступил с ноги на ногу.

– Та-а-к,– наконец протянул Мерфи.– Ответьте мне на пару вопросов. Почему вы пошли на это и… что заставило вас прийти ко мне?..

– Мне позарез нужны были деньги. Поэтому пошел на это.

Мерфи кивнул. «Тут, мой милый,– думал он,– с тобой трудно не согласиться. Людям за работу, а тем более такую, какую выполняете вы, надо хорошо платить. Но что поделаешь…»

– Это – первое,– продолжал Хэйк. – Меня к вам привел не страх быть разоблаченным. А, как это…

– Ну-ну,– ободрил Боб.

Хэйк, вероятно, подбирал подходящее слово. Наконец, нашел.

– Сознание что-ли… Да, именно сознание того, что я продал свою независимость. Я стану у них мальчиком на побегушках. Они будут мной помыкать…

Мерфи был страшно удивлен. Этот долговязый повторял его потаенные мысли. Самые сокровенные, которыми он никогда ни с кем не делился… Кто он? Кто его родители? В какую графу таблицы теперь занести его? Нет, жизнь в таблицы не уложишь.

Мерфи порывисто встал и вплотную подошел,к окаменело замершему парню. Хэйк напрягся. Сжал крепко зубы. Зажмурился. Словно ожидал пощечины. А когда открыл глаза, увидел шефа у противоположной стены. Стоя спиной к нему. Боб нажимал на вделанный в стену белый клавиш. Хэйк глянул на люстру. Сейчас вспыхнет свет. Много света. И шеф позовет к себе всех аппаратчиков. Но свет не загорался. Вместо этого стена дрогнула и заскользила за книжный шкаф. Обнажился черный прямоугольник, похожий на проём двери. «Одиночная камера шефа, – догадался Хэйк.– Вот она где…»