Он обязательно, как заведённый, начнёт утверждать, что какие-то книги в самом деле были, и начнет клясться, что, хотя все по-прежнему почему-то считают, будто они и сейчас находятся у него, это, увы, абсолютнейшая ложь, навет и поклёп, никаких книг у него нет! При этом он будет как конь мотать головой, и поэтому вы, находясь в здравом уме, никогда не поверите его честному слову.– Клянусь, ха, невидимка их сам забрал у меня, сам, потом спрятал где-то, ещёв товремя, когда я удрал от него и скрылся в Порт-Стоу. Это все выдумки, которые мистер Кемп сочиняет, бред, что книги будто бы у меня! После этого, как бы вам не хотелось завести его на дальнецйшие откровения, он всякий раз неминуемо впадает в глубокую задумчивость, при этом своим хитрющим взглядом успевая украдкой подсмотреть за вами, ему нужно звать вашу реакцию, знать, поверили ли вы ему, и тогда он нервно перетирает стаканы тряпкой или, не выдержав вашего прямого взгляда, суетливо выскальзывает из комнаты. Он закоренелый холостяк, вкусы у него тоже неискоренимо холостяцкие и в доме его не водилось никогда ни одной самой завалящейся женщины. Теперь он наконец достиг такого социального положения, когда непозволительно пользоваться крючками, завязками, и тесёмками, и всю свою парадную верхнюю одежду, и отчасти свои выходные костюмы он теперь тщательно застёгивает при помощи пуговиц – этого требует его статус, однако когда дело доходит до подтяжек и более ещё интимных деталей частей туалета, то тут он по-прежнему прибегает к помощи бантиков, завязок и веревочек. В деле своём он истинный дилетант, и по мнению многих, не весьма предприимчив, но это ещё самое позитивное определение, однако при этом он очень заботится о репутации своего заведения. И в его словаре появилось в этой связи даже слово «респектабельность», которым он сорит в обществе, как сеятель на поле. Движения у него медлительны, как у ленивца в эвкалиптовых зарослях, его часто видят в состоянии лёгкой поэтической задумчивости, хотя он мало заботится о подобном впечатлении. В своей среде он слывёт умным человеком, едва ли не тайным философом и главой крупной масонской ложи, его бережливость кажется идеальной и внушает всем почтение, а о дорогах и лесных тропинках Южной Англии он способен сообщить вам гораздо больше, чем любой официальный путеводитель. Каждое утро в воскресенье, любого воскресенья в любое время года – и каждым вечером после десяти часов он покидает рабочее место и отправляется в свою гостиную, прихватив обязательный стакан джина, чуть разбавленного водой, после чего начинает тщательно запирать двери, осматривает окна, шторы и даже иной раз подозрительно заглядывает под стол. Убедившись, что вокруг нет ни одной живой души, в полном одиночестве, он на цыпочках подходит к шкафу, отпирает его, потом отпирает ящик в шкафу, вынимает из ящика три гроссбуха в коричневых кожаных переплётах и торжественно укладывает их на середину стола. Переплеты эти изрядно уже истрепаны и даже покрыты налетом зелёной плесени (ибо как-то раз эти книги заночевали в придорожной канаве), а иные страницы и не прочтёшь – они совершенно размыты грязной водой. Тогда хозяин успокаивается и медленно садится в кресло, с чувством набивает глиняную трубочку, и не отрывая восхищенного взгляда от книг, закуривает. Затем он рывком подвигает к себе одну из книг и начинает изучать её, то и дело переворачивая страницы, – то так, то эдак, то сначала к концу, а то и наоборот. Он сосредоточен, брови его сомкнуты на переносице, и губы шевелятся от чрезмерных мыслительных усилий.– Шесть, петитом два сверху, крестик пониже и какая-то закорюка. Мать честная! Господи, вот умная какая голова была! Через некоторое время тщетных усилий его усердие ослабевает, и он, усталый и измождённый, откидывается головой на спинку кресла, мечтательно взирая сквозь клубы дыма в даль гостиной, словно видит там нечто таинственное и совершенно недоступное глазу обычных смертных.-В этой книге столько тайн. – мечтательно говорит он, столько удивительных тайн… Эх, доискаться бы, только бы донырнуть до дна! Уж я бы сделал не так, как он. Я бы… эх! Я бы по-умному… Трубка его испускает кольцо дыма. Тут он погружается в море мечты, в глубины неумирающей, волшебной мечты его жизни. Вот так, несмотря на все розыски, предпринятые фанатически неутомимым Кемпом, ни одному человеку на свете, кроме самого хозяина трактира, не известно, где хранятся святые книги человечества, книги, в которых скрыта великая тайна невидимости и, вы уж поверьте мне на слово, множество других поразительных тайн. И никому не дано узнать этого до самой его смерти…