Осторожно поворачиваю голову в сторону женщин. Теперь понятно, из-за чего шеф рвал и метал в ожидании меня минут уже как сорок. Та, что постарше, с зачесанными назад поседевшими волосами и совдеповской офицерской выправкой, одета в аскетически строгий безвкусный костюм. Острые черты лица, напряженный буравящий взгляд, из макияжа – однотонная помада почти в цвет кожи. Сдается мне, сущая мегера. Интересно, из какой инстанции ее сюда занесло? Или, правильнее сказать, из какого времени?

Зато вторая – скорее всего, протеже старшей – обладала вполне привлекательной внешностью. На вид лет двадцать пять. Рыжая. На переносице проскакивают забавные веснушки. Совершенно идентичный костюм, зато косметикой не пренебрегает и губы красит в вызывающий розово-красный цвет. А еще от нее пахнет парфюмом! За это она наверняка получает нагоняй от старшей.

И выбрала же ты себе судьбу, девочка!

– Алексей Сказов! – сухо обратилась ко мне старшая. – Меня зовут Аделаида Петровна, я главный следователь по делам с маг-населением.

– Следователь? Так меня хотят обвинить?

Следователи в основном работали с особо тяжкими нарушениями среди лиц, представляющих в некотором роде закон. Они устраивали проверки, проводили аттестацию, штрафовали, а в некоторых случаях и сажали за решетку.

– У департамента к вам есть вопросы, которые хотелось бы прояснить, – Аделаида Петровна говорила точь-в-точь по шаблону. Я и сам так делаю, прежде чем задержать виновного или убить…

– Вчера я направил рапорт о случившемся. Не думаю, что мне есть что добавить.

– И все-таки будьте так любезны, ответьте на мои вопросы.

Я невольно опустил голову:

– Спрашивайте.

В руках у следователя откуда-то появился листок, глядя в который, она стала монотонно читать:

– В вашем рапорте сказано, что вчера, пятого августа две тысячи двадцать второго года, в семнадцать часов сорок пять минут вы прибыли по адресу: город Кириши, улица Нефтехимиков, дом двадцать два. Вы отреагировали на вызов в соответствии с уставом вашей компании.

– Все верно, гражданин следователь.

Она одобрительно кивнула.

– В ходе обезвреживания дома вами был обнаружен ребенок, Никита Афанасьев. Предположительно, ребенок находился под чужим воздействием, воля его была подавлена, сознание присутствовало частично. Скажите, как вы определили, что мальчик не в себе?

– Он курил. Не шел на контакт. Не осознавал, что делает.

– И все?

– А этого, по-вашему, мало? – огрызнулся я.

– У ребенка мог быть стресс, психическое расстройство. Такое поведение не повод для того, чтобы заключить наличие чужого воздействия.

– Слушайте, дамочка, вы часто видели семилетнего пацана, выкурившего полпачки крепких сигарет и сидящего под проливным дождем в одних шортах и футболке?

– Леша! – гаркнул шеф. – Успокойся. Они просто восстанавливают картину происшедшего.

Вот у кого стальные нервы. Как по мне, так я бы уже послал эту особу ко всем чертям.

– Спасибо, – холодно кивнула она Горынычу и невозмутимо продолжила: – Итак, допустим, воздействие на ребенка все-таки было оказано. Что вы предприняли?

– Снял его. Достал пантакль и развеял колдовство. Как обычно.

– Что случилось потом?

– Парень стал нормальным. Живым. Испугался, что курил, но я его успокоил, – ответил я.

– И?

– Как только я развеял наваждение, в окне третьего этажа показалось лицо мужчины. Это и был практикующий маг.

– Мальчик видел его, как и вы?

– Да.

– И он не узнал в нем своего отца? – подозрительно уставилась на меня следователь.

– Нет. Он назвал его по имени-отчеству. Вел себя так, словно это чужой человек, сосед.

– А потом?

– Я посадил паренька в машину. Он смышленым оказался. Обещал ничего не трогать. Включил печку, чтобы тот мог согреться. И отправился в подъезд, задержать мага.