– Эргон, а помнишь, как мы с тобой однажды сбежали с пира Багровой Листвы? Мы вдвоём умчались на коне, а отец даже не хватился. Ты показал мне северную окраину Белой Долины, и…
– Да сколько же можно! – Эргон вскочил и освободился от её нежных ручек. Он смотрел куда-то в сторону, – Встань с моей постели, госпожа. Дверь там.
Луна падала на Эргона. В полумраке его шрамы выглядели зловеще. Глаза блестели – Нилии хотелось верить, что её слова растрогали Эргона и в глазах стояли слезы. Но тогда почему же он не берёт то, что принадлежало прежнему Эргону без остатка? У Нилии не осталось слов. Она стояла бессильная и безоружная перед равнодушием любимого мужчины. Больше аргументов у неё нет. Руки Нилии потянулись к завязкам корсета. Принцесса уже почти расшнуровала его и начала стаскивать с себя, шагнув к мужчине. Наверное, в темноте Эргон не сразу сообразил, что она задумала. Он стоял неподвижно и обескураженно. Потом резко подошел к ней. Схватил с кровати её плащ и сунул ей в руки. Он продолжал наступать.
– Красавица, ты знаешь, зачем пришла? Или ты только в книжках читала?
Нилия испугалась и попятилась назад. Эргон выглядел свирепо, но ей все равно нужна была победа. Он не умолкал:
– Что тебе нужно? Ты хочешь прямо здесь?.. Со мной? С хромым уродом? Ты сонетов начиталась? Ты невеста Гараима. И дай уже наконец мне поспать.
Отступая, она спиной вжалась в стену. В ход пошел её последний весьма хилый аргумент:
– Эргон, я тебя люблю! – ей стоило больших усилий опять не разрыдаться. Нилия уже и сама не знала, чего она хотела. Девушка опустила голову и беспорядочно теребила развязанные тесёмки корсета, – Люблю тебя, Эргон, люблю тебя, – перейдя на шепот, повторяла Нилия одно и то же.
Эргон сел на кровать, не глядя на нее.
– Приведи себя в порядок, а то дома увидят – подумают, что я действительно тебя… с тобой… был.
Пока она поправляла платье и накидывала плащ, он молчал. Затем произнес:
– Дверь там.
Нилия не попрощалась. Она вылетела из комнаты и быстро зашагала домой. Шла, не заботясь, видит ли её кто-нибудь. Внутри неё гнев и отчаяние столкнулись, как волна со скалой во время шторма. Проклятый Эргон! «Если б я тебя не любила, я бы сама тебя прикончила!» – подумала Нилия.
***
Ниов растерянно ковырял ложкой в тарелке. Он еле пережил утреннюю побудку: казалось, он проспал всего минуту или две. То и дело мелькала в памяти принцесса, которая навязчивой пчёлкой жужжала ему про любовь сегодня ночью.
Позавтракав, Ниов побрел в лазарет, который находился тут же на территории казарм. По пути он рассеянно здоровался с Рубиновыми и не переставал зевать. Несмотря на то, что он не был в строю, ему все же приходилось придерживаться солдатского распорядка. А значит, понежиться в постели и выспаться не удалось. Теперь Ниов опасался даже засыпать на казарменной койке. Он был уверен: ночная гостья точно не сдастся. Раз она пробралась даже к его постели, будут новые любовные атаки.
Попав в цепкие руки Чорнара, вырваться от врачевателя больной смог лишь к обеду. И то лишь клятвенно обещая уделить здоровью ещё пару предзакатных часов. Дав слово вернуться к вечерним процедурам, Ниов направился в Северо-западный квартал. Обедать в казармах он не стал – накормит Ретиллия. Ковыляя через мост, он радостно отметил, что боль в ноге показалась уже не такой острой. Выходит, знает Чорнар свое дело: то ли мази помогают, то ли его бесконечные воззвания к звёздным предкам.
Рестам был дома. Он встретил Ниова фразой:
– Ты, видать, из казарм своих ещё почуял, как тут обедом пахнет. Прямо к трапезе и пожаловал, друг.