Отправилось в путь и ростовское золото. Сначала эшелон, теперь находившийся под командованием Трифонова, прибыл в Петроград, где получил солидное усиление охраны в виде тысячи эстонцев-интернационалистов. Словом, старались сделать все, чтобы исключить повторение печального опыта с левоэсеровским полком. Тем не менее под Череповцом на поезд опять попыталась напасть какая-то банда. О подлинной ценности груза грабители, скорее всего, не догадывались и стремились отбить вагоны с продовольствием, но получили достойный отпор. Вот где пригодился эстонский отряд!

Конечным пунктом маршрута намечался Екатеринбург. Однако когда эшелон наконец 8 июня прибыл туда, обстановка на Урале начала стремительно накаляться. К городу неудержимой волной катились восставшие чехословаки. Пришлось поворачивать в более спокойную Пермь. Но и там не было никакой уверенности, что город выстоит. Тогда Трифонов, посовещавшись с председателем Пермского Совета депутатов Новоселовым и участниками недавнего расстрела царской семьи Голощекиным и Белобородовым, решил спрятать золото где-нибудь в надежном месте. Для этой цели на Мотовилихинском заводе были заказаны двенадцать железных ящиков, удобных для переноски. Два оказались лишними – все и так уместилось в десяти. Естественно, предстоящую операцию планировалось держать в строжайшей тайне. Полностью о ней была осведомлена лишь вышеупомянутая четверка.

В качестве места для обустройства будущего «схрона» выбрали близлежащий Лысьвенский завод. Очевидно, решение это было подсказано Александром Белобородовым, в свое время работавшим там слесарем. Да и Трифонов до того слышал о Лысьве как о достаточно глухом местечке. С железнодорожной станции выгруженное из вагонов золото увозили поздним вечером сразу на нескольких подводах, под охраной конвоя из наиболее надежных бойцов. Впрочем, как ни береглись, интереса со стороны досужих зевак все же избежать не удалось.

– Чего везете, сынки?

– Проходи, проходи, папаша, – ответил чётко проинструктированный Лев. – Не видишь, что ли – оружие везем. В окрестных лесах хоронить будем. На случай, если беляки сюда ворвутся. Ну, чтоб партизанскую войну в тылу врага развертывать!

– А-а-а. Ну, дай-то бог…

До центра Лысьвы добрались уже под покровом ночи. Там сделали остановку у двухэтажного деревянного здания почты, куда и занесли тяжеленные ящики. Бойцы отряда сразу же стали вокруг в оцепление. Льву отчаянно хотелось спать, но он мужественно боролся с дремотой, меряя шагами отведенный ему крошечный участок булыжной мостовой. Тускло мерцавший неподалеку фонарь едва разгонял ночную тьму. То справа, то слева раздавались звуки заразительной зевоты.

– Ох, как бы челюсть не вывернуть… – пробормотал сонным голосом кто-то.

До самого утра их так и не сменили. Внутри почтовой конторы оставались только Трифонов, Голощекин, Новоселов и Белобородов. Когда же с первыми лучами рассветного солнца все четверо вышли наружу, ещё не до конца отупевший от сна Лев отметил сразу две странности. Во-первых, локти и колени столь уважаемых людей и видных большевиков оказались перепачканы землей и, во-вторых, никаких ящиков с ними не было! Вывод напрашивался только один. Именно здесь, под полом первого этажа, они собственноручно и закопали ростовские миллионы. Впрочем, своими догадками Лев не спешил ни с кем делиться. Да и не он один оказался столь глазастым. Среди бойцов из числа немцев-интернационалистов то и дело пробегал приглушенный шепоток: «гольд, гольд»! Тем не менее тайну спрятанного золота никто так и не выдал. По крайней мере, оно спокойно пролежало в Лысьве вплоть до конца Гражданской войны, пока, наконец, не было извлечено банковскими служащими под руководством наркома финансов РСФСР Николая Крестинского.