Большая, в три окна, комната просторной не казалась, поскольку вся вдоль и поперек была загромождена полуписьменными столами, полукнижными шкафами, совершенно железными сейфами и прочей сугубо функциональной мебелью, создающей особую атмосферу канцелярского уюта. За некоторыми столами сидели серьезные люди – как в штатском, так и в милицейском – и о чем-то тихо беседовали с восседающими напротив них гражданами. Те же из сотрудников, супротив которых никто не сидел, делились своими соображениями с бумагой, что-то быстро или, наоборот, задумчиво на ней изображая.

Илья Алексеевич не стал мяться, кукситься и строить из себя опасливого обывателя, из которого каждое слово приходится тащить клещами соответствующей статьи уголовного кодекса. Нет, он сразу взял инициативу в свои руки и для начала заявил, что-де должен просить прощения за некоторую неточность данной им о себе информации. Вернее, даже не за неточность, а за половинчатость…

– Что вы имеете в виду, гражданин… гражданин… – обеспокоенный дознаватель порылся в синей папочке, нашел искомое, зачитал: – Гражданин Муравушкин Илья Алексеевич, если не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – успокоил его наш герой. – Но в том-то и дело, что не совсем Муравушкин…

– Как это «не совсем»? – опешил оперативник и с еще большим беспокойством во взоре всмотрелся в гражданина не совсем Муравушкина И. А.

– На самом деле я – частный детектив Илья Муров. Во избежание недоразумений, скажу сразу: лицензии у меня нет, но это, как вы, надеюсь, понимаете, ничего не значит. Мне ли вам объяснять, что сыщик – это не профессия, а призвание, высокая миссия…

Тут Илья Алексеевич умолк, оглядел присутствующих, остался доволен их слегка ошарашенными физиономиями и, не встретив возражений со стороны протоколиста, двинул дальше по заранее намеченному маршруту.

– Как вы знаете, убитого обнаружил я. Обнаружил не случайно, а в результате…

– Убитого? – дернулся протоколист.

– Неслучайно? – присоединился к нему кто-то из сослуживцев.

– Не люблю хвастаться, но ваше удивление вынуждает меня заняться этим. Ставлю сто против одного, – Муров извлек из бумажника сторублевую купюру и лихим небрежным жестом уверенного в своей фортуне игрока хлопнул ею по столу. Полупустой графин испуганно звякнул о стеклянный поднос, на котором стоял, – вслед за совершенно пустым стаканом, проделавшим то же самое мгновением раньше. – Ставлю сто против одного, что аутопсия подтвердит безупречную логику моих рассуждений: труп неизвестного является результатом чьего-то злого умысла, а вовсе не жертвой несчастного случая, вроде переохлаждения, как вы поторопились в своем протоколе изобразить…

– Ничего такого я в протоколе не изображал, – возразил дознаватель и для вящей убедительности захлопнул папку и запер ее на кнопочку. – Мы знаем о трупе только то, что он мертв. И больше ничего, к сожалению. Пока…

Наш отставник чуть не расцеловал милиционера за такие слова, словно специально позаимствованные им из какого-нибудь крутого боевика, повествующего о подвигах Шелла Скотта или Дэйва Феннера. Однако сдержался и продолжил:

– Тело это может быть трупом безвестного бомжа с такой же вероятностью, как и трупом другого человека, например, из числа лиц, пропавших без вести…

– Послушайте, гражданин Муров… то есть Муравушкин, свои соображения вы изложите как-нибудь в другой раз. Сначала ответьте на следующие вопросы, – потерял терпение дознаватель и, недобро косясь на сторублевку, принялся вновь распатронивать свою папку.

Между тем гражданин Муравушкин, не дожидаясь вопросов, вытащил из кармана несколько блокнотных листков, испещренных ровными и ясными письменами.