Он был похож на лудильщика, настолько кричаще-ярким был его наряд. Рубашка была жёлтая, правда, изрядно выцветшая; штаны – кислотно-зелёными, переливающимися, из ткани, похожей на шёлк, а сапоги явно когда-то имели ярко-алый цвет. Когда-то.

Четвёртый сидел сгорбившись, в плаще, с капюшоном на голове; присмотревшись, Ролло решил, что он изрядно пьян, поскольку при этом он ещё и обнимал ладонями кружку, почти уткнув в неё нос. Черт его лица у него увидеть не получилось. Хотя, в общем-то, не настолько уж пьян: он время от времени поворачивал голову, провожая взглядом проплывавшие мимо фигуры служанок, и даже пару раз попытался ущипнуть их за мягкие места, впрочем, безуспешно. Девушки были вёрткие, а пощупать их стоило денег, разве что за исключением тех случаев, когда они сами были не прочь.

Трое (пьянчуга подрёмывал), негромко общались (до Ролло доносился только невнятный говор) вплоть до того момента, как возле стола, как чёртик из табакерки, внезапно возник пятый. Отвлёкшись в очередной раз на баранью тушу, Ролло упустил момент, когда тот зашел в таверну.

Глава 2. Господин магистр

– Ну что, дети мои, – гнусавым голосом провозгласил новоприбывший, – не желаете ли нынче наполнить чаши опыта вином удовольствия? Благонравная наша дочь Фло сказывала, что у нее на днях две новые дочки народились, обе как на подбор: с грудями упругими да ягодицами круглыми, что мой набитый высшими компетенциями котелок. А чаши ихние – и в этом слово Фло порукой, – пусты-пустёшеньки от рождения, до знаний охочи, и не дай то боги, ссохнутся в ожидании упомянутого вина…

Сидящие за столом одновременно хрюкнули от смеха, явно обрадовавшись появлению товарища.

– Разве только их ягодицы схожи с твоим котелком лишь округлостью, – промычал «Пирожок».

– Но не волосатостью и яйцеобразностью, – рассудительно добавил «сир», тут же, впрочем, едва не закашлявшись от хохота.

– Волосатый asinus! О-о, – пробормотал пьяница, – чуднó…

«Аркан», вскочив из-за стола, со сладострастным стоном обхватил голову говорившего. Его штаны в отблесках камина и свечей полыхнули зелёным пламенем. Под вой и рёв собравшихся музыканты взвыли:

Я скромной девушкой была,

Нежна, приветлива, мила…

– Придурки! – беззлобно оскорбился новоприбывший едва перекрикнув шум, и, вывернувшись, уселся на скамью, вызвав новый приступ веселья. Голос его оказался совершенно нормальным, совсем не гнусавым. Очевидно, первой своей фразой он кого-то пародировал, и вызвал этим веселье. Голова его действительно слегка походила на куриное яйцо: с вполне обычным лицом, обращавшим на себя внимание разве что слишком широко расставленными глазами, и высоким острым черепом, покрытым нечёсаной шевелюрой. Он бесцеремонно выхватил одну из глиняных кружек и сделал длинный глоток.

– Эй, эй! – возмутился аркан. – Это моё! Закажи себе, да жди! Мы час тебя ждали, смотри, народу сколько…

Тот лишь отмахнулся.

– Не парься, Элькин. Уже. Сейчас принесут. И вообще: твоё, первача, собачье дело – сидеть и внимать мудрости старших товарищей. – Он с громким стуком поставил кружку на стол, отчего часть пенящегося напитка выплеснулась, добавив ещё одно пятно к сотням других, коими не одно поколение посетителей усердно заляпывало отполированные тысячами локтей доски. – Вас, други мои, – он театрально развёл руки в стороны, – ожидает невероятнейшейший, удивительнейшейший, потрясающейший сюрприз. Но ежели наш черномазый приятель намеревается и дальше ныть из-за одного глотка дрянного пива, которого ему жалко для его доброго господина, то даже уж и не знаю…

– Господина?! – возмутился Элькин.