Густо-густо.
И нож отодвинул.
– Это нормально, – поспешила успокоить Катерина. – С учётом того, что с тобой произошло…
– Знаешь?
– Рассказали. Вкратце. Я надеюсь, что ты и сам расскажешь.
Поджатые губы.
– Потом. Когда будешь готов.
– И когда?
– А тут уж как получится. Завтра. Послезавтра. Через неделю или месяц. Люди разные и с каждым приходится искать свой путь.
Он отодвинул нож ещё чуть дальше, но вот взгляд Гремислава то и дело на нём задерживался, а рука тянулась к поясу.
– Я здесь точно месяца на два застрял, – со вздохом признался он. – Так что…
– Так что для начала, думаю, нам просто нужно привыкнуть друг к другу. Знаешь, в моей практике некроманты пока не встречались. Вообще с точки зрения нормального человека вас не существует.
Некромант фыркнул, показывая, что думает о точке зрения нормального человека.
А потом потёр виски.
– Извини. Кажется… будет откат. Это… неприятно. Я пойду, полежу.
Поднялся…
И рухнул на пол.
– Вот… зар-р-раза, – сказала Катерина, дожёвывая бутерброд. – Ленка… ты мне не просто должна будешь… я тебя придушу, когда дотянусь.
Часть 2
Бытие и сознание
Песня.
Нежный женский голос пробивался откуда-то издалека. Такой тягучий, завораживающий.
Запах.
Такой характерный запах гнили и плесени, который со временем появляется в любом логове. Дерево под пальцами. Тяжесть, навалившаяся на грудь, будто сел на неё кто-то тяжелый.
А потом – ласковое прикосновение к волосам.
И снова голос, мурлычущий, нежный:
– Славный мальчик… сильный мальчик… хороший. Спи. А ты, доченька, пой ему, хорошо пой… чтобы не проснулся…
Надо проснуться.
Надо.
И Гремислав рванулся, пытаясь сбросить с груди тварь. Выбросил руки, окидывая её. Тварь затрещала, а потом его вдруг ударило.
Больно.
И он очнулся.
Лежащим на полу, сжимая в руках разодранную пополам подушку. Перья кружились по комнате, в которой пахло… деревом пахло. И ещё немного живым огнём, которого нежить не выносит.
– Кошмары? – любезно осведомился кто-то.
Кто…
Где…
Память возвращалась рывками. Ну да. Переход. Потом эта вот женщина странная с серыми внимательными глазами. И чаепитие. И откат, приближение которого Гремислав почуял, но понадеялся, что справится. А потом раз и отрезало.
И…
Он сел на полу.
– Некроманты все сильные или это просто ты такой? – женщина подняла с пола две половинки одеяла.
Стало невыносимо стыдно. Его пустили в чужой дом. А он вот… перья оседали на волосах, на плечах… на нижней рубашке.
Он не помнил, чтобы раздевался.
– Я…
– Тебя отключило. Ленка сказала, что это нормально, что после перехода порой накатывает. И что ты полежишь и отойдёшь.
Одеяло она отложила в угол.
– Я тебя на кровать перетащила. Всё-таки не лето на дворе, а тут сквозняки. Я всё же больше по душевным болезням, чем по соплям.
Стало ещё более стыдно.
– И раздела ты?
– В сапогах на кровать как-то… неудобненько, – она пожала плечами и улыбнулась. – Да ладно… одеяло старое, подушка тоже. Не думаю, что тебе претензию выдвинут.
Да, но… всё равно.
– Ужинать будешь? – спросила женщина, будто и вправду не произошло ничего такого. – Я как-то вот… не рискнула тебя оставлять одного. Мало ли. Ну и растопить здесь надо было, дом прогреть, да и в целом… картошка с тушёнкой сойдёт?
– Благодарю вас, – Гремислав поднялся и попытался поклониться. Хотя… в общем, слабость никуда не делась, напротив, теперь он как-то вот остро ощущал и затянувшиеся раны, и в целом собственную никчёмность.
– Мы, вроде, на «ты» перешли, – выражение глаз женщины изменилось. И вновь показалось, что она заглядывает в его мысли.
Или в чувства.
– Так что иди, мой руки…
– А…
– Пылесос за дверью. Умеешь пользоваться? – уточнила женщина.