А Настька просто дура.

Но Катерина её вытащит. Пока не знает, как, но…

– А у вас там есть врачи?

– Целители, – Гремислав сам собрал тарелки и отнёс на кухоньку. И чая заварил. – Это похоже, но не совсем то… к слову, ты меня не боишься?

– Да как-то нет.

– Я некромант.

– Это я поняла. Хотя, честно говоря, оно как-то всё равно не воспринимается. В нашем мире нет некромантов… и нежити. Да и в целом магии.

С чайником электрическим Гремислав справился сам. И с чаем вернулся.

– Люди некромантов боятся.

– Почему?

Гремислав пожал плечами.

– Не знаю. Не думал как-то. Просто вот… даже дома меня… мне… не рады? Нет, не совсем правильно. Рады, конечно. Всегда были. И будут. Но… матушка может находиться рядом со мной. Отец. Сёстры.

– Много их?

– Две. Цветане восемь, а Милолике – тринадцать. Её уже и сватают, но отец согласия не даст. Рано ещё.

– А она? Или у вас мнение женщины мало кого интересует.

Гремислав поставил перед Катериной кружку с чаем. А за окном гудел ветер. И к самому окну прилипли белые пятна снега.

– Отчего же. Разве добрый родитель будет своего ребенка неволить? Но порой влюбленное сердце слепо…

– И глухо. И в целом человек теряет остатки ума, – проворчала Катерина. – Знакомо… значит, семья у тебя большая. А твоя?

– Некромантам с этим сложно, – он снова устроился на прежнем месте, подальше от Катерины. – Говорю же… нас боятся. Или…

Гремислав задумался.

– Мы неприятны? Обычным людям. Силу, как ни контролируй, когда её много, то она вот прорывается. И рядом с некромантом тяжело находиться. Маленькие дети плачут. Взрослым вот тягостно. Маги, те могут защититься, но под защитой – это как… в доспехах целый день. Тяжко.

– Странно, – Катерина к себе прислушалась, отметив, что никаких особых неудобств не испытывает. – Ничего не чувствую.

– Может, сила сбоит. Или мир ваш, – как-то Гремислав это не слишком уверенно произнёс.

– Может, – согласилась она. – Посмотрим. А как ты вообще стал некромантом? Точнее как поняли, что ты – некромант?

– Это было предопределено, – он бросил в чай пять кубиков сахара. Потом подумал и добавил ещё два. – Мой отец – князь…

– Так ты, выходит, княжич?

Кивок.

Вот ведь. И главное, окажись Гремислав каким-нибудь бароном там или графом, или герцогом, возникло бы чувство… несоответствия? Пожалуй. А вот княжич – это да. С физии если, то истинный княжич. И Катерина сидит вот, пьёт чаи с княжичем-некромантом.

Может, и она свихнулась?

На пару с Ленкой?

А что, история знает примеры массовых психозов. Хотя там исходные данные слегка иные.

– У нас титулов нет, – пояснила она. – Никогда княжичей не видела. Извини.

– Да ничего. Матушка… когда стала княгиней, то над ней провели ритуал, – чай Гремислав размешивал неспешно и старательно. – Князь много власти имеет. Но дана она, чтобы землями править мудро, ко всеобщее радости и благоденствию.

Это уже звучало сказкой.

– А потому и вкладывают в женское чрево дар света, от земли исходящий, с тем, чтобы дитя в утробе ещё дар этот приняло. И чтобы он дитя переменил. Тогда рождается новый княжич. Светлый. И с землёй своей он связан, силу из неё черпает и её же бережёт, о ней заботится.

Звучало красиво.

– А некроманты при чём?

– В мире свет и тьма в равновесии пребывают. Нельзя кому-то отдать свет, не отдавши и тьму. Вот второй ребенок обычно и получается некромантом.

Охренеть.

Катерина и охренела. И прихлебнула чайку.

– Значит, твой брат… князь. А ты некромант?

– Будущий князь, – по лицу Гремислава пробежала тень. – А я – некромант. Не думай. Я не в обиде. Дома меня любят и уважают. И каждый знает, что я принял силу свою платой за благополучие княжества.