– Мамочка, он даже плакал. Говорит: «Ты уж прости меня, старого дурака».

Она стала избегать встреч с соседом. Старик терпеливо ждал, надеялся. На третий день не выдержал, прежде чем позвонить, долго стоял у её двери в нерешительности. Женщина нехотя впустила его в квартиру. Павел Иванович молча сел в кресло, затем вопросительно посмотрел на неё.

– Не могу, – после паузы коротко отрезала она. – Вы предлагаете мне тяжкое ярмо. Если бы… сами понимаете… я бы согласилась. Лучше уходите. Нам не о чем разговаривать.

– Деточка, я привязался к тебе! Спаси старика! Пойми! Пожалей! – взмолился он.

– Нет. Не могу, – ответила она твёрдо.

Сосед долго её уговаривал, бегал за ней по квартире. И когда понял, что мольбы и уговоры бесполезны, встал перед ней на колени. Из его глаз потекли крупные «мужские» слёзы. Руки задрожали, лицо исказило отчаяние.

– Ты хоть живи со мной так, – вкрадчиво шептал он.

– Почему вы думаете, что соглашусь на это, если и замуж за вас не согласна? – воскликнула она и выскочила на кухню.

«Почему такое… почему со мной?..»

И вдруг взрыв.

– Уходите, вон отсюда! Убирайтесь! Вы мне противны! – закричала она.

Но Павел Иванович, встал в дверях кухни, снова просил, требовал, перешёл на угрозы. Деньги из его кармана случайно выпали на пол.

– Я вас ненавижу, – спокойно, с отвращением сказала молодая женщина, распахнув входную дверь настежь. – Деньги грязные свои подберите, иначе я выброшу их на лестницу.

Она отвернулась. И облегчённо вздохнула, лишь, когда дверь захлопнулась.

Старик, грузно пошатываясь, поднялся по лестнице. Затруднённо дыша, опустился на скамейку, стоящую на его лестничной клетке. Из двери напротив выглянула ехидная соседка.

– Вам плохо, Пал Иваныч? – спросила она, с наигранным участием.

– Нет, Надежда Викторовна, хорошо! Не стоит беспокоиться.

На следующей неделе Павел Иванович поджидал молодую соседку повсюду: на лавочке у подъезда, ловил её на автобусной остановке, около гастронома. Всячески унижался: молил о прощении, просил остаться друзьями, угрожал убить и снова извинялся. Ей такое поведение соседа порядком надоело. На лето она уехала отдыхать в горы, на Чарвакское водохранилище с дочерью и родителями.

В тот вечер, когда мы «лечились» чаем у аптекаря-юбиляра и старательно молчали о Павле Ивановиче – об этом мальчишке, не очень резвом и совсем не кудрявом, но очень влюблённом – о нём вспомнила дама в высокой причёске «а ля Пизанская башня», прочно сидящая за накрытым к чаю столом. Та самая Надежда Викторовна, соседка Павла по этажу, которая имела когда-то виды на богатого старика. Ох, уж лучше бы она молчала!

– Чем же всё-таки закончилась эта непристойная «история любви»? – спросила она с деланным безразличием.

– Что вам сказать, дорогая Надежда Викторовна, а вы не знаете? Павлуша и в самом деле умирал от любви. И совершенно натурально угодил в больницу. Сердце. Я часто навещал его. Из родственников никто к нему не приходил. Он потерял всяческие желания, почти не вставал с кровати. Часами мог смотреть на маленький фотопортрет той особы. Худо дело! После моего последнего визита он вскорости скончался. Жаль старика!

– Да, молодёжь так не любит: не умеет, – вздохнул кто-то за столом.

– Что уж там… Отвлекитесь! Давайте лучше чай пить, стынет. Попробуйте-ка брусничного варенья или клубничного конфитюра… Это не так «приторно», как ваши любовные байки. И если уж «либо хорошо, либо ничего», я выбираю последнее. Угощайтесь, мальчики!