– Места похожи, очень. Но этого, конечно, может быть недостаточно…

Варвара вдруг остановилась, выгнулась, как будто кто-то невидимый дернул ее вверх за ниточку, и упала на землю. Она выгнулась, голова запрокинулась назад, ударилась о землю. Ее тело, каких-то полчаса назад гибкое и сильное, выгибалось и дергалось неестественно и жутко. Лицо скривилось, побледнело почти до синевы. Олег опустился рядом с ней, стараясь справиться с паникой, пытался вспомнить, что как помочь человеку во время припадка. Повернул ее осторожно набок, положил под голову свой рюкзак. Постепенно судороги стали стихать, и Варя, наконец, обмякла. Какое-то время она лежала, не шевелясь, закрыв глаза и медленно, старательно дышала. Потом осторожно встала, оперевшись на руку Олега.

– Я… Я в порядке, – сказала она неразборчиво. На зубах у нее было немного крови: прикусила язык.

– Мне позвать помощь? Или отвести тебя домой?

Варя помотала головой, пошатнулась.

– Не домой. Пожалуйста. Не домой.

Когда они дошли до дома Натальи, уже совсем стемнело. Варя снова дрожала – на этот раз просто от холода, и уже почти что пришла в себя. Олег дал ей свою домашнюю одежду, заварил крепкого чая. Сам налил себе коньяка на два пальца.

– У тебя эпилепсия?

Варя сидела на диване, по-птичьи завернувшись в одеяло.

– Нет, врачи проверяли, сказали, что это не эпилептические припадки. Они начались, когда мне было лет десять. Родители тогда еще не забрали меня из батора, – она поднесла чашку к губам, отпила немного.

Она упомянула усыновление так, как будто Олег должен был знать, что она приемная. Как будто это был очевидный факт.

– В том году умерла моя младшая сестра, родная. Настя. Вскоре после этого я первый раз упала.

– Что случилось с твоей сестрой? – как можно мягче спросил.

Варя слегка передернула плечами, глубоко вдохнула. Потом все-таки ответила:

– Она заболела.

Дальше расспрашивать Олег не стал.

– Батор, кстати, столичный был, и в метрике так написано. Но больше я в Столице не была. Отец не может надолго уезжать, да и не хочет. Считает, что где родился там и пригодился… Честно говоря, – добавила она осторожно, – он, думаю, не очень рад этой вашей инициативе.

– Да, это почти везде так. Чем дальше от транспортного сообщения, тем больше люди в себе замыкаются. Куда ни приеду, везде одно – нам не надо чужих, нам и так хорошо, – Олег был рад перевести тему.

– А вы? Не прислушиваетесь?

– Это не мне решать, и не им.

В ту ночь Варя осталась спать у него, с боем Олег заставил ее лечь на кровати. На его вопрос не станут ли родители волноваться, она отмахнулась: привыкли.

Варвара мало рассказывала о себе, избегала вопросов о детстве, почти не говорила о родителях. Зато долго, с удовольствием рассказывала, как училась у Николая, жадно слушала рассказы Олега об искусстве, о его путешествиях. Однажды робко спросила об Академии, и потом уже расспрашивала о ней постоянно.

– Варь, – он не уследил, в какой момент она превратилась просто в Варю, – тебе надо попробовать поступить. У тебя и способности есть. Переедешь в Столицу. У художников отличная стипендия, на что жить тебе точно будет.

Она отмахивалась, говорила, что отец не пустит, но потом сама снова и снова возвращалась к этой теме.

Варя отвела его к остаткам дома Архипова, черным и скорбным, а потом в гости к Галине. Старушка напоила их чаем, угостила пирогом с крупными, восхитительно кисловатыми вишнями. Олег расспросил почти глухую и оттого еще более разговорчивую Галину о том, что удалось сохранить от музея. Галина сначала отнеслась к нему настороженно, поглядывала взволнованно на Варвару, но потом оттаяла и вынесла из подпола пыльную коробку с кистями, старой палитрой и двумя покусанными временем тетрадями. У Олега при виде коричневых, плотно исписанных страниц сердце скакнуло к горлу, забилось там сильно и часто. Продавать сокровище Галина отказалась, но разрешила взять на время.