Я на стройке своего дома помогал по мере сил, и как-то нужно мне было расколоть бревно, взял я один топор и стал его забивать как клин другим топором, ну и лопнул обух. Посмотрел я: батюшки мои, это я топор Ивана Ильича сломал! -и пошел извиняться.
– Так и так, – говорю, – Иван Ильич, извините ради бога, я вам куплю такой новый.
– Что ты купишь, – сказал он с горечью. – Купит он. Таких топоров не делают уже.
На том дело и кончилось, искупить сей грех так и не удалось.
Год прошел – вместо бревенчатой избы появился у нас щитовой утепленный домик. Как говорится, «нет худа без добра»: старую избу топили-топили поздней осенью – все из щелей дуло, а тут в этом щитовом домике поставили буржуйку-камин, да электрический обогреватель, и держит тепло, как термос, – стали мы и в ноябре почаще приезжать на выходные.
Иван Ильич жил безвыездно до самых холодов до конца ноября, уже когда и воды в поселке не было – как-то справлялся. Бывало, спрошу его: « Иван Ильич вы здесь до какого числа?»» А он мне: «Поживу еще маленько, что мне там в Москве в моем скворечнике на девятом этаже делать, здесь, хоть земля рядом. У меня тут картошка своя, огурцы соленые, все свое, дольше тут просижу – меньше везти с собой в Москву».
Если приезжали в конце осени и видели свет в окне у Ивана Ильича, Ольга радовалась, говорила: «Вот – если вдруг придется ночевать одной на даче, я без Иван Ильича не решилась бы, а при нем, так, пожалуй и не страшно».
А в ноябре поселок совсем пустой. Идем вечером на прогулку, Ольга по сторонам смотрит и, если где свет горит, всегда радуется и говорит: «А вон еще свет в доме. А вон еще. Впрочем, нет – это фонарь отсвечивает, а кажется, будто свет в окне».
Уезжали мы с дачи – уже морозом землю прибивало, так Иван Ильич еще на месте был, а по весне приезжали – он уже на своем участке: ходит, как журавль, за сеткой переставляет свою негнущуюся ногу.
Прошел год, вернулась трава, потом возродился куст чубушника и сирени, оставшиеся березы подросли и щедро давали ажурную подвижную тень от колыхаемых ветром ветвей. Стали мы забывать про старый дом и про пожар. Пока хозяйство налаживали, сколько раз к Ивану Ильичу обращались. И калитку он нам, кстати, к петле приварил: «Где сам сварочный аппарат возьмешь?» И с электрикой помогал, уж мы к тому времени ему как себе – святое доверяли – электрику!
Несмотря на соседские отношения бывали и взбучки, правда. Как-то раз я оставил шланг под деревом пролить землю как следует и забыл, вода потекла на соседний участок к Ивану Ильичу. Напоминание, что вода не выключена, не заставило себя ждать.
– Ты что же, сукин сын, делаешь, – кричал Иван Ильич, – ты же мне весь участок залил. Я примирительно оправдывался:
– Иван Ильич, ну это же вода, не мазут какой-нибудь. Люди все поливают свои участки, а вам от меня натекло – польете поменьше, в чем проблема-то?
– Поливают! – кричал Иван Ильич. – Нешто так участки поливают?! – ну и, конечно, матерился трехэтажно.
Я хоть и попривык к нему, знал, что он отходчив, а все же его гнев и возмущение для меня каждый раз было встряской. Даже Ольга, которая готова была остаться ночевать на даче, только если рядом Иван Ильич, и вроде бы его совсем не боялась – говорила потом: «Смотри, не дай бог зальем опять Иван Ильича, пойди еще раз кран проверь».
В другой раз мы залили его, когда у нас сорвало на участке кран. Я решил предупредить скандал, сам пошел к соседу, постучал и сразу признался, что кран сорвало и без него никак не можем справиться. Иван Ильич был серьезен и сосредоточен, ходил то к крану на наш участок, то обратно в свой сарай, менял сальник, потом прокладки. Потом что-то еще. По ходу объяснял, что к чему и как бы нас всех залило, если бы вовремя его не позвали.