– Я понимаю ваше нетерпение, – словно прочитав его мысли, сказал Черновский. – Но поверьте, эта информация критически важна. И для вас, и для вашей жены.

Он сел за стол и открыл лежащую перед ним папку с документами. На первой странице Алексей увидел фотографию Лизы – но не ту радостную, улыбающуюся женщину, которую он помнил, а бледное лицо с закрытыми глазами, обрамленное медицинским оборудованием.

– После аварии Елизавета была доставлена в городскую больницу с множественными травмами, – начал Черновский. – Внутреннее кровотечение, перелом костей таза, компрессионный перелом позвоночника. Но самым серьезным было повреждение головного мозга – обширное кровоизлияние в теменной и височной долях. Её оперировали в течение семи часов. По всем прогнозам, она должна была умереть на операционном столе.

Алексей сжал подлокотники кресла так, что костяшки пальцев побелели. Слышать о страданиях Лизы было почти физически больно.

– Однако она выжила, – продолжал врач. – И здесь начинается самая необычная часть истории. Через двенадцать часов после операции, когда Елизавета всё еще находилась в реанимации под воздействием сильнейших седативных препаратов, приборы зафиксировали странную мозговую активность. Не просто необычную – невозможную для человека в таком состоянии.

Он повернул к Алексею лист с графиками и диаграммами.

– Это электроэнцефалограмма обычного пациента в коме, – он указал на верхний график с редкими, пологими волнами. – А это – ЭЭГ вашей жены.

Второй график выглядел совершенно иначе – частые, острые пики чередовались с периодами почти полного затишья, а затем сменялись хаотичными всплесками активности.

– Что это значит? – спросил Алексей.

– Если говорить упрощенно, её мозг функционирует в нескольких режимах одновременно. Часть показывает глубокую кому, часть – состояние активного бодрствования, а третья часть… – Черновский помедлил. – Третья часть демонстрирует мозговые волны, которых мы раньше не фиксировали ни у одного живого существа.

Он перевернул страницу, показывая новый график – необычные зигзагообразные линии, пульсирующие с неравномерными интервалами.

– Это паттерны активности, которые мы научились распознавать как темпоральные флуктуации – взаимодействие сознания с забытыми минутами, если использовать терминологию Ордена.

– Вы хотите сказать, что её мозг… перемещается во времени? – недоверчиво спросил Алексей.

– Не совсем так, – покачал головой Черновский. – Скорее, её сознание существует одновременно в нескольких временных потоках. Большая часть находится в забытой минуте – моменте аварии, травматическом событии, которое ваш разум вытеснил из памяти. Но некоторые фрагменты её личности всё ещё связаны с физическим телом здесь, в нашем временном потоке. И эта связь – тонкая нить, которая не даёт ей окончательно исчезнуть в лабиринте забытых минут.

Он закрыл папку и внимательно посмотрел на Алексея.

– Когда вы увидите Елизавету, помните – физически она жива и относительно стабильна. Благодаря новейшим методикам поддержания жизнедеятельности, разработанным нашими специалистами, мы смогли предотвратить мышечную атрофию и другие осложнения, типичные для длительного коматозного состояния. Но её разум, то, что делало её личностью, по большей части отсутствует в этом теле.

– Я всё равно хочу увидеть её, – тихо, но твёрдо произнёс Алексей.

– Конечно, – кивнул Черновский. – Следуйте за мной.

Они вышли из кабинета и направились дальше по коридору. С каждым шагом Алексей чувствовал, как сердце колотится всё сильнее. Два года. Два года он жил с мыслью, что Лиза мертва. Пытался смириться, пытался двигаться дальше. А она всё это время была здесь, в нескольких десятках километров от города, живая, хоть и недосягаемая.