У него пшеничного цвета кудри, разбросанные по голове, и тонкие брови, и слишком бледная кожа. Как он очутился на корпусе моего самолёта? Здесь, посреди неба?

– Ты уже забыл меня? – спрашивает он.

– Нет.

– Тогда открывай. Я должен тебе кое-что показать.

Преодолев бурное смятение, я тяну руку к ремням безопасности. Одному мне их не расстегнуть. Как, впрочем, и не открыть кабину. Я поворачиваюсь к мальчику и показываю ему левую руку.

– Она не работает.

– Работает. Ты просто забыл, как это делать.

– Моя травма…

– Все раны зарастают, и остаётся только память.

– Но…

– Значит, твоя не заросла, и ты не пустил её в память. Ладно.

Мальчик кладёт ладони на стекло, я замечаю, что на них нет линий. Хочу спросить его об этом, но происходит невероятное: руки мальчика светятся тёплым жёлтым светом и проходят сквозь крышку кабины. Он склоняется надо мной, расстёгивает ремни.

– Держись крепче!

Одним невероятно сильным движением он вынимает меня из кабины. Я бьюсь коленкой о штурвал, вскрикиваю. Мальчик смотрит на меня.

– Мой браслет!

– Не волнуйся.

Ветром срывает перчатку. Серебряный браслет, который я никогда не снимаю, таинственным образом пропадает с моего запястья.

– Мы полетим на другую планету. Там никого нет, и мы сможем поговорить.

– Что? Как мы это сделаем?

– Мы уже это делаем. Смотри.

Он весь светится, и я замечаю, что свет обволакивает меня. Мы действительно летим, поднимаясь всё выше и выше, а самолёт, мой верный «Лайтнинг», потеряв пилота, уходит в отвесное пике. Вскоре небо перестаёт быть голубым, наполняется чернилами. Впрочем, в космосе не темно: постоянно светят звёзды – некоторые освещают нам путь, другие нет. Мне встречаются жёлтые звёзды, голубые и красные, а мальчик рассказывает, что есть ещё зелёные и фиолетовые, но они слишком застенчивые, чтобы показываться незнакомцам.

– А ты их знаешь?

– Знаю две. Они очень красивые, но всегда думают, что недостаточно.

– А твоя планета близко?

– Моя? Нет. Моя далеко отсюда. Мы летим на другую.

Мальчик кажется мне смутно знакомым, но память лишь дразнит, не желая открываться. Полёт мало-помалу замедляется, и вот я уже могу различить крошечный астероид. Он абсолютно лыс, на нём только два табурета.

– Что это?

– Планета для разговоров. Никто здесь не живёт, но для бесед она подходит отлично.

– И вправду.

Мы приземляемся в двух шагах от табуретов. Астероид действительно крошечный. Первым делом я обхожу его по экватору, и это занимает у меня пятнадцать шагов и около сорока восьми секунд. Мальчик не сводит с меня глаз. Наконец, я заканчиваю обход и сажусь на один из табуретов. Мальчик садится напротив.

– Ты, конечно, знаешь, почему я пришёл к тебе.

– Нет.

– Знаешь. Потому я не буду говорить долго и утомлять тебя.

– Правда, я не знаю.

Тут мальчик склонил голову набок и внимательно посмотрел на меня.

– Ты забыл?

– Что?

– Ты забыл?

– Я не знаю.

– Ты забыл?

Я морщусь. Складывается ощущение, что, раз задав вопрос, мальчик будет повторять его, пока не получит ответ.

– Да. Я забыл. Память подводит.

– Ничего страшного.

– Так зачем ты пришёл ко мне?

– Ты знаешь.

– Но я ведь забыл!

– Так ведь это не означает, что ты не знаешь. Тебе просто нужно вспомнить. А сделать это можно и потом.

– Как тебя зовут?

– Ты знаешь.

Я хмурюсь.

– Мне не нравится наша беседа.

– Мне очень жаль.

– Отправишь меня домой?

– Да. Но прежде я должен кое-что сказать. Кое-что очень важное.

Мальчик поджимает губы, убирает руки в карманы штанов, но тут же достаёт их, сжимает ладони в кулаки и кладёт их на колени. Я молча наблюдаю за ним, не зная, что и думать. В голове роятся тысячи мыслей, а мне их даже отогнать нечем. Разве что той фигурой в чернильной мгле – огромным слоном, который плывёт навстречу такому же огромному киту. У них чёрные лоснящиеся тела, и мне кажется, что они хотят убить друг друга.