Микола задумался и поэтому уходил он все дальше и дальше в лес, пока лиственные деревья не стали расти все реже, зато хвойные все чаще. Хвойный запах стоял повсюду, птицы как будто пели реже и как-то грустнее, под ноги лезли корни. Микола стал уставать и спотыкаться. Ударив ногу об очередной корень, не понять откуда выросший на его дороге, он огляделся по сторонам и понял, что никогда тут не бывал. С чего бы это? Он ведь не раз проходил и большие расстояния. И не уставал он так раньше никогда, потому что часто бродил от безделья один по полям и лесам.
– Ой! – очередная сосна специально подставила ему подножку и Микола кубарем полетел в овраг, по пути сшибая камни, ударяясь о землю, царапаясь о колючие кусты. Когда падение прекратилось, Микола оказался на берегу речушки, вроде знакомой. Была же в лесу река, мелкая такая, быстрая. Возвращаться надо, решил идти по реке. Если река идет в деревню, значит, идти надо по течению, и придешь куда надо. Микола пошел. Только река не расширялась, а наоборот, сужалась, мелела, пока не превратилась в ручей, затем тонкую струйку, а затем полностью исчезла в груде камней. Микола в недоумении смотрел на камни, куда утекла река, пока из них снова не забил ключ. Исток, а не конец реки. Исток. А ему показалось, что река течет в эту сторону. Как ему могло это показаться? Не сошел же он с ума, он же ясно видел направление. Ну да делать нечего. Пошел Микола обратно.
Становилось темнее. Хвойный лес полностью поглотил лиственный. Ни единого звука не доносилось ни справа, ни слева от мальчика. Гробовая тишина. Гробовая. Микола поежился. Ветер тоже стих. Все стихло. А река? Где шум воды? Где река?
– Исчезла, – прошептал Микола, испуганно оглядываясь. – Потерял. Задумался. Идиот! Как теперь назад возвращаться?
Искать его станут только ночью, ведь все парни его возраста пропадают где ни попадя целыми сутками. А где искать? Начнут с самой деревни. Про лес только к утру додумаются. А там и еще день потратят. Как быть, как быть.
Сел Микола на поваленное дерево и загрустил. Мама расстроится. Мама всегда расстраивается и из-за более незначительных вещей. А тут… Он никогда не терялся, на него можно было положиться. Отец так и говорил матери, когда она расстраивалась: «На парня можно положиться, что ты за него трясешься, как будто он маленький». А выходит так, что отец был не прав. К грусти и страху добавился стыд. В трех соснах заблудиться. Рядом с рекой заблудиться. Ей-богу, как маленький. И позор будет такой, когда его найдут. И потом месяц из дома не выпустят. А мама будет ходить мимо, смотреть на него печальными глазами и ни словечка не вымолвит. Надо придумывать, как самому отсюда выбираться. Лег Микола на траву, заложил руки за голову, задумался. Сквозь кроны едва проступало небо, и она становилось фиолетовым прямо на глазах. Скоро стемнеет, совсем стемнеет, а может, даже придут волки. Или медведь. Думал Микола, думал, пока не уснул.
…
Снилось ему, что он маленький и несчастный. Мама оставила его посреди рынка и ушла по своим делам. Вокруг проходили люди, которых он совсем не знал, но они не обращали на него внимания. Он плакал и звал ее: «Мама! Мама!» Но мама все не приходила. Никому он был не нужен, никому. Другие родители вели своих детей за руку, ни на минуту не выпуская. А он все стоял, стоял, не зная, что делать. Он не хотел потеряться. Вдруг мама вернется за ним и не найдет его на месте.
Потом он ее увидел. Оказывается, она не ушла далеко, просто из-за паники он ее не разглядел. Она стояла в трех прилавках от него, наполовину скрытая корзинами с овощами, видно было только ее лицо и темные каштановые волосы, как всегда аккуратно уложенные вокруг головы. Никогда мама не выходила на люди в растрепанном виде. А теперь всегда идеальная мама плакала посреди площади. Плакала и орала на отца, который стоял тут же, рядом с ней, понуро опустив голову и теребя в руках край куртки.