– А как вы тогда рассчитаетесь со мной по всем долгам? За сто лет, что ли? Я столько не проживу. Есть работа – работай. Нет работы… Ну так не бывает. Все равно, когда вы не работаете, вы пьете водку. Я что ли вас не знаю?

Крестьяне захихикали и закивали.

– Я не пью, – возразил Свят.

– Ну и зря. Попробуй. Может поумнеешь.

Охранники загоготали.

– Мы объявим забастовку! – громко сказал Свят.

– Против чего бастовать будете? – Глава не торопился утихомиривать Свята, все-таки не так много развлечений в деревне, а таких – еще меньше.

– Против произвола! Твоего и твоих прихвостней. Ты не можешь постоянно нас штрафовать. Мы так никогда на свободу не выкупимся.

– Не хочешь, чтобы тебя штрафовали, не нарушай правила, – пожал Глава плечами. – Ты же все правила знаешь?

– Ты берешь правила из головы.

– Например, знаешь ли ты, что этот наш разговор закончится очередными розгами и удлинением твоей работы на месяц? Ведь знаешь?

– Недолго быть твоей власти. Народ поднимется!

– Какой народ? Тот, которой кучкой столпился у тебя за спиной? Он поднимается в своих глазах только когда пьяный вдрызг, да только сделать ничего не может, по той же причине, что пьяный и руки плохо слушаются. Свят, ты мне нравишься. Ты развлекаешь меня своими сказками из тех мест, где ты был. Первый и последний раз тебе предлагаю – давай станем друзьями. Будешь вечерком заходить ко мне, выпьем, посидим, ты мне свои истории расскажешь про демократию. Видишь, я даже слово твое заморское выучил.

– Так раз выучил, может начнешь применять?

– Ну как я могу применять? У нас ведь совершенно другая местность. Совершенно другие нравы. У нас так и не положено, и невозможно. Ну что я скажу купцам и землевладельцам? Чтоб они сами в поле шли? Да они и при желании не справятся. Там много людей надо. Будь логичен.

– Ну пусть они нанимают людей и платят им достойное вознаграждение.

– И была бы твоя правда, ежели бы крестьяне стали работать за плату. Только никто еще не нанялся на таких условиях. Все приходят, когда по уши в долгах и жрать нечего, потому что все пропили. Просят денег, обещают вернуть. А как им возвращать? Только так. И никто тут за плату не останется. Поправят финансовое положение – и снова пить.

– Если раздать землю крестьянам, они для себя будут работать. Это они для тебя работать не хотят.

– Тут есть два нюанса. Как видишь, мне тоже не чужда логика. Готов играть на твоем поле боя по твоим правилам. Первый нюанс – с каких это хренов я должен свою личную землю, которая моя по праву, твоим крестьянам раздавать? Второй – так была земля у твоих крестьян – у них самих или их отцов. И где она? Вся перезаложена таким, как я. И в чем наша вина? В том, что русский мужик пьет и работать не хочет? Скажи мне, в чем?

Свят стоял, понурив голову. Он не знал, что сказать. Не знал, но должен был. Он понятия не имел, как решить проблему, но чувствовал, что решить ее необходимо.

– Надо пробовать, пока не получится. Когда-нибудь обязательно все будет хорошо. Ведь у тех, из далеких стран, все получилось.

– Нравишься ты мне, Свят. Ты романтик. Однако, ежели я тебя не выпорю, у меня тут каждый работяга будет под окнами сидеть и про демократию рассказывать, лишь бы не работать. А посему – тридцать розг и продление работ на месяц тебе, и по неделе всем, кто пришел с тобой.

Толпа загалдела.

– Ну а что вы хотели? Вы сейчас вместо того, чтобы работать, стоите тут, уши греете. Не по правилам. Нет правил – начнется беспорядок. И вам же самим от этого будет только хуже. Вы ж с голоду поумираете или сопьетесь вусмерть без правил. Так что селяви, как говорят твои любимые иноземцы. А может, и по-другому они говорят, откуда мне знать.