– А что гадать, брат? Есть только один способ узнать все точно: пойти и посмотреть самим.

С дядей все согласились.

На этот раз не было никакой спешки. Отец позвал доверенного лакея и велел быстро привести старшего караула. Потом набросил на плечи плащ и скрепил его у горла брошью с гербом нашего рода – своего рода символом его власти. Из покоев отца мы вышли лишь после того, как папин лакей привел старшего охраны, а также нашего дворецкого, Шарля.

И снова проход по темным и холодным коридорам. На этот раз – медленно и торжественно, будто похоронная процессия. Я невольно содрогнулась от пришедшего на ум сравнения. А отец это заметил. Не замедляя шага, приблизился, цепко ухватил за запястье и заглянул мне в лицо:

– Энельда, а ты откуда узнала? Ведь я велел тебе сидеть в комнатах и не выходить до тех пор, пока я тебя не позову.

Сердце в груди споткнулось от этих слов. Отец любил нас с братьями, сомнений в этом не было. Но и наказывал нещадно, не делая различия между своими детьми и слугами. Он всегда приговаривал, что, когда придет время, мы, его дети, будем нести ответственность за жизни всех проживающих в княжестве. А о какой ответственности за других может идти речь, если мы не в состоянии ответить за собственные проступки?

– Энельда? – вопросительно повторил отец похолодевшим тоном, не дождавшись от меня ответа. И мое имя в его устах, хоть и произнесенное тихо, прогремело набатом, приговором мне. Тяжело сглотнув, я опустила голову и с трудом прошептала:

– Прости, отец! Я ослушалась твоего приказа.

Отец ни слова не сказал в ответ. Но я буквально кожей ощутила его неудовольствие и обжигающий гнев. Захотелось втянуть голову в плечи. А еще лучше, отстать от процессии и куда-нибудь спрятаться. Все равно завтра свадьбе не быть… Вот только я уже давно не маленькая девочка, чтобы прятаться от отцовского гнева в камине.

Дальше до самых покоев, отведенных моему жениху, все шли молча. Я не решалась смотреть по сторонам. Но мне казалось, что дядя не сводит с меня насмешливого взгляда. Что он догадался о моем присутствии на галерее. Что он знает, почему я побежала к Демеросу. И от этого хотелось передернуть плечами. Чтобы сбросить с себя липкое, неприятное ощущение.

Отец первым толкнул дверь в гостевые покои. Как и полагалось хозяину дома. Первым вошел. А потом ошеломленно замер на пороге, закрывая спиной весь обзор. Впрочем, я и не стремилась побыстрее заглянуть в комнату. Насмотрелась уже на мертвого жениха.

– Не понял… – каким-то неживым, скрипучим голосом заговорил, в конце концов, отец, медленно поворачиваясь ко мне всем корпусом. – Энельда, что за глупые шутки?.. А где?..

Сразу за плечом отца стоял канцлер. И он тоже с выражением крайнего удивления на лице обернулся ко мне. За спиной кто-то зашушукался. И до меня долетели обрывки традиционного заговора против нечисти. Я растерялась. Что происходит? Стефан Демерос поднялся умертвием? Ничего другого с оглядкой на услышанный заговор в голову не приходило. И что происходит в комнате, что так поразило отца, я тоже не видела.

– Бастиан, – вдруг тихо заговорил канцлер, – у меня нет причин не доверять твоей дочери. Но если леди Энельда сказала правду, то все это весьма дурно пахнет. Ты понимаешь?

– Как минимум, в доме предатель, – проворчал в ответ отец. А мне захотелось крикнуть, что он прав. Но в этот миг кто-то сзади пихнул меня в плечо. Удар оказался такой силы, что я потеряла равновесие и полетела головой вперед.

Душу и сердце вмиг сковал ужас. Настолько сильный, что у меня перехватило дыхание. Совсем дурой я не была и понимала, что если сейчас не успею за что-то зацепиться, то вылечу на середину комнаты и споткнусь о труп. А может, даже и свалюсь на него сверху…