– Мне пофиг, Иваныч! Смотри, чтоб ровно было. Рамы дорогие…

– Ты из другой земли. А я – прежний, внутри имею…

– И что? Смотреть не будут? Валом пойдут… Даже купят за 50 тысяч…

– То и оно… – мрачно сказал старый хранитель и ушел в зал местных художников. Там хотя бы речные пейзажи и городские дворы угадывались.

Здесь ему вызвался помогать молодой художник Веня, спортивного вида, с бородкой и приветливым взглядом. Он быстро освоил задачу и вязал петли быстрей, чем опытный Глеб Иванович.

Они разговорились. Оказалось, работы Вени тоже прошли отбор. Вот только место для них подобрали неважное, у двери туалета. На трех небольших акварелях художника боролись отчаяние суицидника и желание выстоять, жить. Серо-коричневая гамма, вороны на дереве без листьев, а выступающий острый сук приглашал к самоубийству. И заходящее солнце за горизонт пустыря…

– Твои картинки? – удивился Глеб Иванович. – Тоска! Похоже на психа. Ты ж – веселый…

– Это ранняя… депрессуха, – пояснил Веня. – Я тогда закончил колледж. Жил впроголодь. Работал в школе… А хотелось денег, квартиру, семью… И – творить. Словом, конфликт мечтаний и возможностей…

– Выходит, выкарабкался?

– Трудно не потерять веру… Справился. Помогли природа, спорт… Появились и другие пейзажи… светлые. Но хочу попрощаться с собой бывшим. Сейчас на трех работах. Пишу на дежурстве…

– Не обидно у туалета?

– Чего уж…. Тут старики выставляются впервые… Успею.

– Мужик! Держи кардан…

Во время развески молодой художник рассказывал о своих планах. Он хотел писать лица людей и смотрел на Глеба Ивановича, как на модель для портрета. Лик музейного слесаря привлекал его выражением народа в эпоху олигархов и торжества потребительства…

На открытие выставки Веня не пришел, отсыпался после смены. В малом зале теснились художники, скрывая на лицах свое счастье воодушевления. Они благодарили устроителей, досталось похвал и развесчикам картин. Как водится, появились выпившие. Но по совету Глеба Ивановича из зала заранее убрали стекло, а на окна мастер навесил деревянные решетки. От большого зала отгородились высокими шторами и посадили в проход кассиршу.

Внезапно в музей ворвались социальные активисты с самодельными надписями на фанерках. Они выступали против московского мусора на северной земле. Один из них воззвал: – «Российская Федерация – незаконна! Вот документы, доказывающие обман!» Но художники, будучи подшофе, вели себя мирно и обещали прочесть листовки. Пошумев еще немного, активисты ушли.

Затем, в зале заметили потного Деда Мороза. Видимо, кто-то спутал Рождество с новогодним празднеством. Но гостю были рады и спрашивали про Снегурку. Торжество продолжалось…

Через неделю в город приехал и модный портретист. Деловой, в иностранной одежде с богатым воротником. Шарфом прикрывал шейные морщины. Походил он, скорей, на плешивого ловеласа. Было морозно, и художник успел согреться конъячком…

К тому времени веревки, удерживающие рамы, растянулись, и строй картин нарушился. Живописца сопровождало начальство музея. Вызвали из подвальной слесарки Глеба Ивановича.

– Ты вешал? – сказал, не глядя на хранителя, художник. – Поправь линию. И смени местами две картины, – он небрежно прочертил зигзаг в воздухе двумя вытянутыми пальцами.

Делегация уже отвернулась, когда Глеб Иванович выдавил ей в спину: – Нет! Не сменю.

– Что? – повернулся к нему художник. – Почему?

– Переставлять не буду. Порядок установил ваш агент. И работу приняли все комиссии. Дело закончено…

– Верно. Но я автор выставки. Вижу несовершенства… В чем проблема?

– Проблем нет, – Глеб Иванович, волнуясь, старался говорить медленно, твердым голосом. – Выставка не только ваша, мы все трудились, – художники, рабочие… А что вы придумали – так стремянка в коридоре, под лестницей. Сами поправьте…