– Почему?!

– Потому что поэты всегда в истории говорили правду. Если были настоящими, конечно. А правда была не нужна сановникам от социализма, они боялись истины. Вот они и скрывали ее. Ведь здесь в начале ЭРМ творились ужасные беззакония…

– Тогда это общество инфернально. Если бы оно существовало сейчас, Великое Кольцо имело бы право на активное вмешательство.

– Конечно, – ответила Руна, – но в те годы люди еще ничего не знали о существовании Великого Кольца, как и Великое Кольцо о них. И память о многих писателях и поэтах сохранилась лишь благодаря тому, что их произведения тайком переписывали добрые люди. Даже романы Эрфа Рома были под запретом.

– Неужели? Это трудно даже себе представить!

– Тем не менее, это так.

Всю обратную дорогу Зуг Динг молчал. Было ветрено. Шумели колеблемая ветром трава и кроны низких деревьев. Где-то вдали бухало море, расплескивая пену. Зуг Динг думал о том, как много страданий перенес этот мир, как много сломанных судеб, горя и страха прошло над ним чередой и круговертью. Только эти вечные камни, вечное Море, казалось бы, остались столь же прекрасными, как и в миг своего возникновения.

«Как уязвима красота, – думал Динг. – Особенно красота, хрупкая и нежная. Даже сейчас, в эпоху заботы обо всем, что отличается от среднего. Что же говорить о далеком прошлом, когда Стрелы Аримана без жалости косили красоту и оригинальность!». Он смотрел на Руну, и сердце его сжималось от страха и жалости, соединенных с острым, почти болезненным чувством гармонии…

К вечеру небо пожелтело, появились розовые облачка. Слева на небе показался месяц, справа – над огромной горой вулканического происхождения повис красный шар Солнца: два глаза природы, которыми она смотрит на маленьких человечков внизу.

– Руна! – кричал Динг, – Руна! Ты похожа на фонарик!

Она вышла из воды и села рядом на мелкую гальку. Он нежно обнял ее и она повернула к нему грустное улыбающееся лицо:

– Я хотела бы иметь ребенка…

– Я тоже, хоть считается, что я мал еще быть отцом.

– Мы живем не в древнем мире: детей отдают обществу, едва они выйдут из грудного возраста. И потом мать общается с ребенком гораздо чаще, чем отец.

– Мне кажется, это неправильно, – сказал Динг. – Никто не сможет заменить ребенку нежности матери и примера отца, ведь их любовь «запрограммирована» в генах…

– Зато отношение родной матери слишком эмоционально, причем как с плюсом, так и с минусом. Хотя все мы учимся сдерживать свои эмоции, они неизбежно прорываются в таких случаях… Из глубины истории идет традиция авторитарного воспитания. Хотя в это трудно поверить, но в далеком прошлом матери и отцы били детей за мелкие провинности или за недостаточное, как им казалось, почтение. Почитай книгу «Детство» старинного писателя Горького – мальчика чуть не убил его родной дед в результате садистской порки. Но даже если здоровье ребенка не страдало, это навсегда калечило его психику. Известно, сколько терпения требуется для воспитания детей. Этому долго учатся. Кстати, Динг, я прошла педагогические тренинги и могла бы работать педагогом. Наш ребенок не был бы одинок.

– Я всегда хотел знать: все дети воспитываются в детских группах Дома Педагогики или есть другой вариант? – неожиданно спросил Динг.

– Вообще-то почти все. Но некоторые матери, желающие сами воспитывать своих детей, я слышала, иногда, очень редко, переселяются на Яву, Остров Матерей…

Динг вздрогнул.

– Что случилось?

– Это название мне что-то напоминает. Только не могу понять – что.

Лицо Динга стало замкнутым и холодным.

– Динг. Разве у тебя плохая память?