Когда служба закончилась, Белль услышала голос Фредерика:

– Аннабелль.

Она обернулась и увидела: он стоит совсем близко, а Камиллы рядом нет.

– Мне нужно кое-что тебе сказать, – сказал Фредерик и качнул головой в сторону выхода из церкви.

Белль кивнула и с замиранием сердца пошла за ним, гадая, о чём он хочет поговорить.

Выйдя из церкви, они отошли в сторону. Четыре катафалка уже стояли у дверей, а люди толпились рядом, ожидая, когда вынесут гробы. Сердце у Белль сжалось, в горле запершило от слёз.

В траве стрекотали кузнечики, а небо над головой было синее-синее – просто не верилось: сегодня город прощается с погибшими.

– Я видел Таунару, Аннабелль, – раздался голос Фредерика.

Она повернулась к нему, широко распахнув глаза. Таунару? Ореаду Загадочницы?…

– Я хотел сказать тебе вчера, но ты плохо себя чувствовала. Да и Камилла не отходила от меня ни на шаг. А Таунара… попросила никому не говорить, что я видел её. Никому, кроме тебя.

Аннабелль коротко кивнула, не отрывая взгляда от Фредерика.

– Мне кажется, она спасла нам жизнь только затем, чтобы я предал тебе послание, – произнёс Фредерик, и усмешка коснулась его губ.

– Не говори так! – запротестовала Белль.

– Она сказала… Тебе лучше сесть, – заметил он, и они прошли к свободной скамейке.

Едва они оба сели, он продолжил:

– Твой дедушка в Заповеднике.

– Что?.. – Белль подскочила. В голове было столько вопросов! – Но как..?

– Твой дедушка не хотел оставлять тебя и уходить в Заповедник. Но ему пришлось. Таунара сказала: время там течёт иначе, попросила не обижаться на него.

– Но я… – Аннабелль хотела сказать: она не сердится, но вспомнила обиду, боль и бессилие, терзавшие её вот уже семь лет, и промолчала.

Опустившись обратно на скамейку, она сказала:

– Спасибо тебе большое, Фредерик, – она сжала его прохладную руку пальцами в тонкой перчатке. – Это очень важно для меня. Было сплошным мучением ничего не знать…

Ощутив присутствие Камиллы, Белль отняла ладонь и встала со скамьи.

– Спасибо, – повторила она и под взглядом метающей молнии Камиллы быстро зашагала к Вики и Генри, которые стояли у дверей в церковь.

– Подожди! – крикнул ей вслед Фредерик и пошёл за ней.

Остановившись, Белль оглянулась.

Камилла повисла на его локте:

– Куда ты? Пусть она уходит! – зашептала она, но Аннабелль, конечно, её услышала.

– Кам, дай мне одну минуту, ладно? – негромко попросил Фредерик и, освободившись из хватки Камиллы, направился к ожидавшей его Аннабелль.

Камилла обиженно и потерянно замерла: казалось, она была готова расплакаться. Белль было почти жаль её.

Фредерик подошёл к Аннабелль и, вытащив из кармана своего пиджака небольшой свёрток, протянул ей. Она ахнула. Это был дедушкин шейный платок – серебряный с незабудками. Дрожащими руками она приняла его, прижалась лицом к прохладному шёлку: знакомый, до боли родной запах можжевельника и жимолости. Осознание, что дедушка на самом деле, взаправду, по-настоящему жив обрушилось на неё точно гром январским ясным днём. Она действительно поверила в это только сейчас, когда ощутила в своих руках нежность шёлка и вдохнула знакомый аромат. Она отняла платок от лица и прижала его к груди.

– Спасибо, – улыбнувшись, проговорила она. В сердце разлилось тепло, а по лицу покатились нежданные слёзы. – Спасибо! – повторила она, и от счастья ей захотелось обнять и Фредерика, и весь мир, но вместо этого она повернулась и побежала к Вики.

Белль потянулась к шкатулке, стоявшей тут же, на комоде, достала из неё дедушкин платок и прижалась лицом к прохладному незабудковому шёлку. Он пах жимолостью и можжевельником. Этот аромат всегда возвращал её в детство. Ей вспомнился голос дедушки, как он ласково звал её Оленёнком, Звёздочкой и Соколёнком и по-особенному произносил её имя «Белль». Именно дедушка начал сокращать её имя не так, как было принято в Англии – «Ана», а на французский манер – «Белль», и это быстро прижилось, так что даже её полное имя все вокруг стали произносить с ударением на последний слог.