«Лица поющих прекрасны…»
Лица поющих прекрасны,
если слова хороши,
если созвучья согласны
с тоном души.
В хоре церковном и светском,
в пении взрослом и детском —
в главном отличия нет:
властвует свет.
После муштры репетиций
будто парят в облаках
огненнокрылые птицы:
ноты в руках.
Июнь 2006
«Обещал не всем Спаситель…»
Обещал не всем Спаситель
после смерти благодать:
верных ждёт его обитель.
Что неверующим ждать?
Тоже люди, а не звери:
нешто канут в никуда?
Если каждому по вере
воздаётся – значит, да!
В ад наезжен путь удобный.
В рай протоптан узкий ход.
Кто отринул мир загробный,
даже в ад не попадёт.
Мрак земной иль свет небесный —
заслужу ли что-то я?
Ведь страшнее всякой бездны
пустота небытия…
Январь — февраль 2005; апрель 2006
Толкинисты
Их сверстницы уже заводят семьи,
а игры оставляют младшим сёстрам.
Но любо старшим дочкам Средиземье,
с его декором, театрально пёстрым.
Им сдобрено, как пища зельем острым,
обыденное наше мелкотемье.
Сроднив звезду с багряным русским стягом,
хотели деды сказку сделать былью,
но воли не хватило красным магам.
И, выстирав кумач, покрытый пылью,
кроят плащи, похожие на крылья,
их правнуки, не верящие флагам.
Осень 2006
Ягодки
Летний мир – как на ладони.
За полями, за борами…
Помнишь, были молодыми?
Землянику собирали.
День в лесу – веселья на год.
Нам лесные сласти любы.
Только чаще спелых ягод
я твои встречаю губы.
Завлекала земляника,
мягче пуха листья стлала…
В очи дочек загляни-ка
без уныния и страха.
Не жалей о вольном лете:
зелены его поляны,
и не мы – так наши дети
миру летнему желанны.
А когда цветы полягут
и листва сойдёт в ложбины,
кинет горстку терпких ягод
нам в ладони куст рябины…
Ноябрь – декабрь 2007
Пичуги
Одну восточную страну
тревожил щебет птичий,
и против птиц вести войну
в стране вошло в обычай.
Кричать все жители взялись
от мала до велика —
и улетали птицы ввысь
от яростного крика.
Им придавал отваги страх,
но силы их иссякли,
и гибли птицы в небесах…
А мы живём, не так ли?
А мы летим на шум и гам
и о любви щебечем,
хоть наших слов не слышно вам
(да вам и слушать нечем).
И вы – за то, что наш напев
звучит для вас невнятно, —
браните нас, рассвирепев,
и гоните обратно.
Но нам нельзя умчаться прочь:
внизу гнездовья наши,
для них поём мы день и ночь
у края звёздной чаши.
Ведь если в небе замолчит
последняя пичуга —
расколется небесный щит,
сойдут планеты с круга.
25 мая – 9 июня 2007
Город юности Уяр
На слюдфабрике – на «Слюдке» —
тётя, мамина сестра,
здесь трудилась. На попутке
приезжал я к ней с утра:
из деревни – автостопом.
И с лотка у проходной
воду с клюквенным сиропом
покупал и в дождь, и в зной.
Мне казалось, что едва ли
может быть вода вкусней
и что Клюквенной прозвали
эту станцию – по ней.
(Лишь недавно был нагуглен
в продолженье двух минут
инженер-путеец Клюквин:
он провёл чугунку тут…)
Эта станция! Отсюда
начался мой дальний путь.
И возврата нет: лишь чудо
может время вспять вернуть.
Это чудо – память сердца.
Из потёмок забытья
в светлый мир открыта дверца —
к вам, родные, к вам, друзья.
На стальных путях Транссиба,
в центре всех моих дорог,
город юности, спасибо,
что со мною не был строг,
что районная газета
с верным именем «Вперёд»
к виршам сельского поэта
приохотила народ…
Июль 2004; июль 2008
«Когда небесный конвоир…»
Когда небесный конвоир
придёт за мною в грешный мир
и возвестит, одернув китель:
«Пора. На выход, сочинитель!»,
хотел бы я сказать в ответ
тому, кто служит в райском войске,
что, хоть и портил много лет
я домочадцам кровь по-свойски
и крал при помощи чернил
досуг читателя-страдальца,
я ничего не сочинил,
то бишь не высосал из пальца;
лишь пересказывал навзрыд,
косноязычный поневоле,
что глухо сердце говорит