Прошёл год. Жак Бугро стоял на вокзале, и, вкладывая всю свою душу, играл на вокзале Матабио. Звуки этой скрипки тревожили сердца даже самых чёрствых прохожих, мелодия невообразимо выразительно переливалась тысячами тонов, мастерски сплетённых в трогательные переходы.

Стояла солнечная погода с лёгким морозом. В лучах небесного светила так тепло и нежно, словно капли на лепестках весенней розы, сверкали снежинки, укрывшие всю округу плотным покрывалом.

Прибыл утренний поезд из Парижа, из которого высыпали тревожные толпы спешащих домой людей. Только один мужчина со своей супругой на всем вокзале стояли и никуда не спешили. Он улыбался – и она тоже – такой доброй искренней улыбкой, которая могла бы растопить даже самые многовековые полярные льды.

Морис Кярне, официант «Кафе де ля Пэ», когда я спрашивал его о том, что же увидел тогда месье Реми за соседним столиком, ответил мне: «Какая-то из наших посетительниц забыла там букет белых роз, больше там не было ничего».

А большего и не надо было, – подумал я. – Ведь матушка моего друга больше всего любила именно белые розы, как и теперь его замечательная жена.

«Memento mori», – прошептали на ухо.

Всё – суета и томление духа.

Всё избавляет от прошлого Я.

Жизнь или смерть в дыхании дня.

– мой сердечный друг Елисей Кунгуров

Стояла тихая лунная ночь. В душу медленно вползала тоска от безотрадности чёрного горизонта и необозримого, такого яркого и оттого неприятно наполненного неба. Хуан Карлос де Вито стоял на веранде асьенды, одетый в свой лёгкий шёлковый халат – напоминание потерянной жизни.

В свои неполные пятьдесят лет Хуан Карлос выглядел безнадёжно старым и потерянным человеком – его спина ссутулилась, некогда могучие плечи, переносившие бремя военных походов, ослабли, руки, дававшие рождение новым прекрасным частичкам жизни, начиная от цветов и заканчивая книгами, огрубели и утратили прежнюю сноровку; волосы цвета вороного крыла – гордость и семейное его отличие – ныне поседели. А ведь ещё месяц назад он был всё тем же наполненным могуществом и энергией мужчиной, готовым отправиться хоть на самый северный полюс…

Что же его так изменило? Увы, сама жизнь. Месяц назад он потерял свою жену. Хуан был слишком занят работой, вопросами в делах имения, будущим детей, контролем неспокойной обстановки в политических кругах, изучением наук и многим другим, что не находил время для самого дорогого, как оказалось, существа в его жизни – Марты Изабеллы де Вито – своей супруги. В один из самых обыкновенных дней, отнюдь ничем не примечательных, она заболела какой-то неизвестной дотоле болезнью и скоропостижно скончалась, пока асьендадо4 был в Веракрусе. Как потом констатировал доктор Лукас Москоте, шансы выжить у бедной женщины были ничтожно малы…

Так на Хуана Карлоса опустилась темнота. Он никогда не задумывался, как много для него в действительности значила его «Кастильская роза», как он любил называть Марту. Она всегда была его смыслом, его движением, воздухом, когда он сомневался, она давала ему надежду, покорно следовала за ним везде, где могла. Несмотря на традиционное патриархальное воспитание, он питал глубокое искреннее уважение к своей супруге, и, давая клятву в церкви Святой Анны перед лицом Господним, был уверен в каждом произнесённом слове. Она была тем человеком, кому Хуан мог доверять всегда и во всём. Теперь вдруг его путеводная звезда погасла, а он так и застрял на судне в штиль посреди неизмеримого океана. И перед неизбежностью одиночества он сдался и опустил руки. К счастью, его дети уже были достаточно взрослыми, чтобы управлять имением, поэтому отец переложил все заботы на плечи своих сыновей Педро и Роберто, а сам стал тягостно доживать уготованный ему срок.