Разнообразные исторические штудии о. Иоанна в области патристики, византинистики и славистики предоставляют щедрый и неисчерпаемый материал, решающий множество болезненных вопросов об идентичности христианского богословия, церковной принадлежности и духовных традиций. Ясное видение этих проблем в христианской истории вооружает о. Иоанна спокойной убежденностью для их безошибочного решения в новых исторических обстоятельствах. Среди них такие, как проблема догматического развития, вопрос богослужебного языка и практики, отношения между христианскими конфессиями и многие другие. Системным значением обладает вопрос догматического развития, решаемый о. Иоанном походя, не без изящества, при обсуждении своеобразного юридизма средневековой католической экклезиологии. «Догматическое развитие не означает обогащения изначального свидетельства новыми откровениями, но оно предполагает свободу от всей частной исторической проблематики и, напротив, – возможность выражения христианской Благой Вести в любой исторической ситуации… Использование Церковью философских, научных или юридических категорий – динамический процесс; цель его – преображение человека, его вход в Царство Небесное, а не пребывание в плену рационалистических или космических ограничений»[28]. То самое «догматическое развитие», вызывающее паническую оторопь в консервативно настроенном богословии повторения, о котором о. Иоанн неоднократно говорит как о бегстве от Предания, разъясняется в корректной оценке подвижного характера церковного богословия. Догматическое развитие никоим образом не означает некоего приращения богооткровенного знания, но относится к плану выражения церковной проповеди, возможностям ее восприятия и возрастания в ней.

Все эти хорошо продуманные идеи и глубоко обоснованные убеждения применяются о. Иоанном к прикладной области церковной жизни, к самому ее выражению – к богослужебной практике. Здесь сочетаются верность Преданию с историческим разнообразием форм. Здравое отношение ко второстепенному снимает всякую опасность искажения в литургической жизни и устраняет возможные конфликты и недоразумения. Единство в разнообразии – вот как можно было бы охарактеризовать историю православного богослужения, пронесенного через века. Для обеспечения требования единства наряду с признанием законности литургического творчества о. Иоанн предлагает критерий: «…изменяемость и развитие богослужения так же неизбежны, как и сама жизнь Церкви в истории… <они> есть вполне законные изменения и обогащения, которые всегда отражают подлинную церковную жизнь, связывающую нас с веком апостолов и отцов, делают эту жизнь доступной всем спасаемым в разные эпохи и в разных обстоятельствах»[29].

В завершение следовало бы попытаться очертить место, занимаемое о. Иоанном Мейендорфом в контексте православного богословия XX века. Основную типологию этого периода он предлагает сам, усматривая «широкий спектр стилей, подходов и школ»[30]: 1) традиция догматических систем, представленная прежде всего греческой школой, она демонстрирует «внутреннее единство и согласованность с богословием греческих отцов в противоположность западному конфессиональному подходу»; 2) русская «софиологическая» школа, «родоначальником которой стал В.С. Соловьев», «ее представляют… великие имена П.В. Флоренского и С.Н. Булгакова. Их целью… был синтез христианства с традицией немецкого философского идеализма» (о. Иоанн не скрывал своего трезвого и критического отношения к этому направлению, хотя испытывал самое глубокое уважение к его представителям); 3) неопатристический синтез трудов «крайне критичных по отношению к софиологии» Г.В. Флоровского, В.Н. Лосского и архим. Иустина (Поповича), «инициаторов возврата к отцам», к ним примыкает румынский богослов Думитру Станилоаэ; 4) «евхаристическое» направление, к которому принадлежат Н. Афанасьев, А. Шмеман и митр. Иоанн (Зизиулас); оно сосредоточено «на экклезиологии и экуменизме». Отец Иоанн, несомненно, принадлежит к последним двум направлениям православного богословия в XX веке. Историко-теологическая природа его творчества питается всеми богатствами святоотеческого наследия церковного Предания и получает полноценное применение в широкой церковной деятельности, разворачивающейся в богослужебной жизни, в плодотворном взаимодействии с другими христианскими традициями и в надежном свидетельстве о правде христианства в современном мире.