Итак, мы видим, что в V в. в христианском мире прочно установилась так называемая система пентархии: пять «патриархов» разделили «ойкумену» между собой, и во времена Юстиниана их сравнивали с «пятью чувствами» империи. Их представительские права были одинаковыми, но все они признавали «первенство чести» и исключительный авторитет Рима. Однако на Востоке это первенство никогда не абсолютизировалось: вероятность того, что папа может впасть в ересь, допускалась единодушно. Так, Шестой Вселенский Cобор (681 г.) не остановился перед тем, чтобы осудить память папы Гонория, который поддерживал, хотя и невольно, ересь монофелитства.

Большинство разногласий, которые возникали между Римом и Константинополем в IX и XI вв., сегодня нам представляются очень незначительными. Кого-то может удивить, что такие различия могли послужить поводом к величайшему раздору в христианстве. Но за этими различиями стоят глубокие расхождения, которые в свое время понимали очень немногие (разумеется, кроме великого патриарха Фотия): у обеих частей христианского мира были разные представления о способе преодоления трудностей. Для Запада высшим критерием и судьей был Рим, в то время как Восток оставался верным концепции церковной «соборности», признавая при этом первенство Рима и его исключительный, хотя и неофициальный, авторитет в церковных делах. Благодаря выдающимся усилиям патриарха Фотия и папы Иоанна VIII конфликт IX в. был окончательно разрешен на соборе 879–880 гг. В ХI в. отсутствие единого подхода оказалось фатальным.

Мы не знаем точной даты окончательного разрыва между Римом и Константинополем. Вероятно, это случилось в начале XI в., когда германские императоры окончательно навязали Римской Церкви, находящейся в крайнем упадке, догмат о Filioque. Так единство веры Востока и Запада было разрушено. События 1054 г., которые обычно рассматриваются как собственно раскол, на самом деле были неудачной попыткой прийти к соглашению, предпринятой по инициативе византийского императора.

Две половины христианского мира уже говорили на экклезиологически разных языках. Обвинения в «варварстве», выдвигавшиеся византийцами в отношении Запада (что можно было оправдать с человеческой, но не с христианской точки зрения), и фантастическое невежество предводителей Римской Церкви (по мнению папского легата Гумберта, Filioque было частью подлинного текста Символа веры!) были теми «внебогословскими факторами», которые способствовали продолжению разрыва.

На уровне церковной организации раскол имел очень важные практические последствия для Восточной Церкви: первенство чести и право апелляции стало исключительной привилегией Константинопольской Церкви – «нового Рима». Так церковь подтверждала свой основной догмат об онтологическом тождестве Поместных Церквей: первенство не является прерогативой того или иного конкретного престола; оно вверено Церкви, которая может использовать его надлежащим образом, оставаясь при этом верной православию. Однако не вызывает сомнений, что на уровне церковной организации, которая нас сейчас преимущественно интересует, утрата церковной власти за пределами политических границ империи привела к еще более тесному единению церковного административного управления с Византийским государством, а позднее – с национальными монархиями христианских стран на Востоке.

В течение всего периода между XI и XV вв. Константинопольский патриархат был, несомненно, центром православного мира. Но, как и в прежние столетия, Церковь продолжала руководствоваться старыми канонами и патриарх никогда не претендовал на какую-либо непогрешимость или на авторитет, превышающий решения Вселенских Соборов. Иногда вызывает удивление, почему в этот период не было созвано ни одного Вселенского Собора? Причина очень проста: концепция «ойкумены» была политической идеей, к которой прибегали для описания вселенской Римской империи, а православный император Константинополя продолжал (по крайней мере, официально) быть ее главой. В принципе эта империя включала и Запад. Если бы он созвал Вселенский Собор без участия Западной Церкви, то это бы означало, что константинопольский монарх отказывается от своих прав на всю империю. В двух случаях он согласился на объединенные соборы такого рода, назвав их «Вселенскими»: соборы были проведены в Лионе (1274 г.) и во Флоренции (1439 г.), но они провалились, а их результатом стало только дальнейшее углубление раскола.