В глубине избушки пахло сыростью. На полу и на стенах лежали дрожащие тени. Но парсуну, изображающую корабль, летящий в морской пене, Святополк разглядел.

– Присаживайтесь, – произнёс демон, указывая на низенький табурет. – Можете не опасаться. Никакого подвоха. Сейчас объясню.

– С кем, собственно, имею?.. – промолвил сын Ратибора, осеняя комнату троеперстием.

– Имя моё вам ничего не скажет, – тут же ответил дух, косясь на святое знамение. – К тому ж, выговорить его покуда не один смертный не смог. Посему, зовите меня, как душе угодно.

– Четырёхрогий – пойдёт?

Нечистый пожал плечами.

– Пожалуйста.

– И что вам от меня нужно? – спросил Святополк, всё-таки осторожно присаживаясь.

– Боюсь, что наперёд, не мне от вас, а вам от меня, – заметил Четырёхрогий, устраиваясь напротив. – Вы же хотели узнать, кто такой Велеяр? И зачем Кирша покойный вам через Колтыря книгу передал?

Князь побледнел. Сложил пальцы оберегающим замком.

– Говорите.

– Как звали Радомысла? – откликнулся незамедлительно странным вопросом демон, закидывая ногу за ногу.

– Что значит: как звали? – не понял Святополк. – Радомыслом и звали.

– Как по имени-отчеству? – уточнил тогда терпеливо Четырёхрогий.

– Ну как, известно: Радомысл… ну… Тьфу, чур!.. Не знаю. Как-то не задумывался.

– Радомысл, сын Велеяра, – проговорил демон медленно, поглядывая на князя и оценивая, какую реакцию это известие на него произведёт.

– Любопытно, – едва слышно прошептал Святополк, внешне оставаясь спокойным. – И что: Велеяр до сих пор жив?

Демон кивнул.

– Как же такое возможно?

– Для того, кто решил теорему Манса, нет ничего невозможного. Если к тому ж, вкупе с этим, он во всех её тонкостях и частных случаях разобрался.

Князь припомнил, что о ней, о теореме этой, упоминал однажды вскользь Хынсебен.

– И о чём теорема? – поинтересовался он.

– А вот на неё сегодня времени нет. Вы ж её не решали пока…

– А на Киршу, хотя бы есть? – перебил нечистого витязь.

Четырёхрогий усмехнулся.

– На него есть. Кирша – сказочник доморощенный – падший ангел, от рук отбившийся. А Колтырь – бывший демон. Как они промеж собой сошлись: не знаю, не ведаю. Но факт остаётся фактом. Разглядели друг дружку как-то заблудшие. И принялись на пару пить-попивать и добро прожигать. А как пропили, так работать пришлось. Кирша, как вы знаете, сапожником подвизался, а Потыка беспутный – метельщиком… От чего, думаете, стрелы его не берут? Против него ж кол с трепетицы13 нужен или серебро, а остальное…

– А что ж Кирша помер?.. Если он…

– Как же, откинул бы он копыта… то есть, крылья, кабы нос свой длинный везде не совал… Читать стал всё без разбора. Шибко грамотным стать захотел. Вот и…

– То есть?

– Книгу святую, —демон поморщился, – изучить решил. А там не для него писано. Забылся старый. Возомнил, что он по-прежнему – дух небесный, светоносный.

– А в книге что?

– Не буду я о ней толковать. Мне-то жить ещё не надоело, – произнёс Четырёхрогий.

– Ладно, с книгой, – махнул рукой Святополк и, незаметно для себя переходя на «ты», добавил: – Скажи лучше: почему Велеяр жив, пока она у меня?

– Ты – Радомыслич, – как бы соглашаясь, что можно без церемоний, откликнулся демон, – а значит – потомок Велеяра. И тех, кто был до него. В книге же – жизнь вашего рода. Свидетельство того, что вы – избранные. Такие же, как, к примеру, Шток-Дебры. Знаешь: сколь Грегину-то лет?

Святополк не знал. Хотя догадывался.

– Без малого триста пятьдесят. А Кар-Ждону и того более. И они ещё о-го-го!