В дальнем конце площади появилась четверка солдат со знаменами Шалланов. Следом за ними ехал всадник, полностью одетый в черное.
Раздавая направо и налево удары плоской стороной мечей – кому по спине, а кому и по голове, – солдаты быстро разогнали мальчишек и слишком любопытных взрослых, потешавшихся над чудовищем. Потом окружили его, взяли под руки и увели, свернув в переулок. Мужчина на лошади еще раз оглядел толпу предостерегающим взглядом и исчез вслед за ними. Постепенно все успокоилось, люди и животные вернулись к своим делам.
Под впечатлением от увиденного, Эймерик снова хотел подойти к Бернье, но передумал, вспомнив о косматом мужике с мешком. Решил просто побродить по площади и послушать – вдруг какая-нибудь мелочь окажется полезной. Походка инквизитора выдавала сильное волнение.
Когда церковный колокол пробил Шестой час, Эймерик отправился к замку Уссель, ведя коня под уздцы. Он полагал, что Эбайл уже предупредил кастеляна и тот приготовил комнату, где можно будет отдохнуть в тишине от назойливых мыслей.
Церквушка Сен-Клер, о которой говорил Бернье, стояла на другом берегу реки, на небольшом возвышении; дальше дорога забирала вверх и вела к замку. Эймерик толкнул скрипучую дверь. В церкви не было украшений и ни одного распятия на стенах из пористого камня. Алтарь, даже без табернакля, представлял собой простую гранитную плиту с природными вкраплениями селитры. Перед ним стояла единственная скамеечка для коленопреклонения, на которую через окно без стекол падал свет. Вот и все убранство.
Сложно представить, что здесь каждую ночь проводилась служба. Стараясь не скрипеть дверью, Эймерик вышел из церквушки и, пройдя по деревянному мостику, начал подниматься на холм; конь шел следом.
Погода стояла прекрасная. Белоснежные вершины далеких гор, окружавших Шатийон, ярко искрились на солнце. С каждым шагом все шире открывалась панорама деревни среди пятен мрачной зелени лесов и заросших кустарником просторов. Эймерик разглядел ощетинившийся знаменами строй всадников, которые спускались от замка Шалланов и устремлялись на другой берег сверкающей ленты реки – очевидно, Эбайл в сопровождении многочисленной свиты отправился в Фенис.
Как бы прекрасна ни была природа в своей безмятежности, Эймерика она не трогала – на его мрачном лице лежала печать холодной решимости. Теперь он знал, что ересь прочно укоренилась в Шатийоне. Необходимо лишь выяснить, многие ли заражены ею, и действовать в соответствии с этим. Очень бы не хотелось, но, видимо, придется применять жесткие – даже жестокие – меры. Поэтому инквизитор заранее пытался свыкнуться с ролью, которую вынужден будет играть, чтобы ни сомнения, ни слабость не помешали ему исполнить свой долг.
Тем временем он добрался до подножия скалы. В отличие от замка Шалланов, построенного скорее для жизни, чем для обороны, Уссель выглядел как мрачное орудие войны. Он напоминал каменную коробку с редкими маленькими окошками-бойницами и несколькими сторожевыми башенками – круглыми и четырехугольными. Ни один орнамент не украшал стены этого массивного строения, которое словно вросло в скалу, выдерживая постоянную ярость ветра.
Кастелян лично вышел поприветствовать гостя. Инквизитор без труда узнал в нем того самого Семурела, который двумя часами ранее спас от хохочущей толпы уродца с ослиной головой. Семурел был крепко сложен, но довольно строен, а его лицо с аристократическими чертами выражало сердечность. На облегающем черном камзоле был вышит простой и довольно незатейливый герб.
– У меня очень мало прислуги, – сразу извинился перед инквизитором кастелян. – Всего лишь несколько солдат. Эбайл де Шаллан предупредил меня о вашем прибытии, и я сделал все возможное, чтобы вы разместились здесь с удобством.