Но прежде чем поговорить с ним, пришлось подождать своей очереди. Сообщение, которое диктовал солдат, по всей видимости, было необычным, потому что каждое предложение вызывало возражения или вопросы писца. Инквизитор с напускным интересом успел послушать, как лекарь расхваливает крестьянам какое-то подозрительное снадобье; потом изучил лежавшие на прилавке ткани, концы которых свешивались прямо на землю, в солому. Наконец солдат забрал исписанный листок и ушел.

Инквизитор присел рядом с писцом, будто собирался диктовать ему нежное любовное послание и хотел проверить, хорош ли почерк. Откинул капюшон.

– Ты меня узнаешь?

– Да, магистр, – юноша едва заметно поклонился. – Я узнал вас еще вчера в таверне.

– Мы можем поговорить здесь? – спросил Эймерик, незаметно озираясь по сторонам.

– Да. Любой, кто нас увидит, решит, что я пишу под вашу диктовку. Лучшего места и придумать нельзя.

– Если я не ошибаюсь, тебя зовут Жан Пьер.

– Да, магистр. Жан Пьер Бернье из Марселя. Я – послушник полумонашеского ордена…

– Помню, помню, – Эймерик встал, чтобы его не задела проезжающая мимо телега с сеном, а потом наклонился к юноше. – Расскажи вкратце. Тебе удалось что-нибудь узнать?

Обезображенное оспинами лицо писца стало задумчивым.

– Как вам сказать… И да и нет.

– Что ты имеешь в виду? – ответ насторожил инквизитора. – Объясни.

– В общем, в долине полным-полно чудовищ, – выпалил юноша после недолгого замешательства.

– Значит, все это мне не почудилось, – удивительно, но в голосе Эймерика звучало облегчение. – Огромные крысы с человеческими руками и дети, похожие на обезьян?

– Да, и не только, – ответил писец. Потом закрыл глаза, будто пытался воскресить в памяти ужасное воспоминание. – Это просто как кошмарный сон. Я только сюда приехал и остановился у ворот, перед мостом. Увидел что-то на земле, между корнями большого дерева. Решил, что ползет раненый, и подошел без всякого опасения, – парень открыл глаза, круглые от страха. Голос дрожал. – Но это был не раненый. Тело и форма головы как у свиньи… А рот – нет, рот – человеческий. И глаза тоже – огромные, голубые. Но ноги… Это самое жуткое. Два коротких обрубка, которые шевелились, как змеи. Я закричал и убежал оттуда.

Здесь юноша прервал свой рассказ, заметив направлявшегося к нему крестьянина с запыленными космами длинных волос и мешком на плече. Похоже, ему нужен был писец, и, решив подождать, пока тот освободится, мужик опустил мешок на землю.

– Я буду занят еще долго, – стараясь взять себя в руки, сказал ему юноша. – Приходи позже.

В подтверждение своих слов он окунул гусиное перо в одну из многочисленных чернильниц, которые стояли на скамье, и сделал вид, что пишет.

Крестьянин явно рассердился, но молча поднял мешок и пошел прочь. Немного успокоившийся Бернье и Эймерик продолжили разговор.

– Когда я поселился в деревне, то узнал, что напугавшее меня чудовище не единственное. Не совсем понятно, откуда берутся такие существа. Как их только не называют – крокеты, дьяволята, огры. Например, того, которого видел я, зовут Ц’куерк. Местные их немного опасаются, но не упускают случая посмеяться над ними. В общем и целом, существование таких монстров здесь считают вполне нормальным, но мне пока непонятно почему. Что же касается ереси, то однозначного ответа я дать не могу. Не знаю, есть она здесь или нет.

– Как это так? – забеспокоился Эймерик.

Бернье услышал в словах инквизитора упрек, которого на самом деле не было. Поэтому попытался объяснить все как можно подробнее.

– На первый взгляд, местных жителей можно назвать праведными католиками. Они посещают богослужения, совершают таинства, молятся – даже больше, чем где-то еще. Однако…