К пяти часам иду на директорское совещание, где уже с порога Прайс встречает меня не иначе как:
«Вот и второй триумфатор дня».
Так как единственное, о чем я думаю, зайдя в кабинет – что Фарбер предпочел прийти сюда в одиночестве, без меня, и что он уже сидит на своем обыкновенном месте, а я опоздала – поэтому не совсем понимаю, о чем директор ведет речь. Тем временем Прайс подходит ко мне, встает рядом и обнимает одной рукой за плечи.
«Господин Привалов, – обращается директор к моему боссу, – вы воспитали чудного профессионала, знатока своего дела. За это Вам моя персональная благодарность. И Вам, господин Литвак за Роберта, разумеется, тоже. Корейцы заявили, что Роберт произвел на них сильное впечатление».
«А кто-то сомневался?» – задает заместитель директора по производству риторический вопрос, и они с Фарбером обмениваются торжествующими улыбками.
Наконец, Прайс разжимает свою хватку, и я получаю возможность занять своё место рядом с начальником своего сектора, что я незамедлительно и делаю. Мы слушаем получасовую речь о том, что заготовительные участки должны предоставить в сборочные до конца недели, а затем Прайс сообщает, что скоро ожидается приезд главных акционеров корпорации. Для них не нужно будет готовить животрепещущие истории о том, как работают отделы секторов, зато придется привести производственную и другие зоны в надлежащий вид. Хочется спросить у Прайса, чему же отдать предпочтение: изготовке и контролю продукции или уборке, но, как несложно догадаться, такой вопрос вряд ли придется ему по душе, а я хочу хотя бы на этот день остаться в его глазах одним из триумфаторов, поэтому молчу до самого завершения нашего заседания.
На выходе Онорин предлагает:
«Слушай, Ксеня, может, тебя ещё разок дверью долбануть, чтобы добавить сообразительности? В прошлый раз помогло же».
В его тоне нет злости, а одна лишь обида. Слышала, новая начальница отдела технического контроля сектора С, которая по совместительству является женой Тышлера, не так успешно прошла корейский допрос, и вызвала возмущение. Конечно, им обоим с Онориным досталось, а нас только что на доску почета не повесили – обидно, должно быть. Понимая чувства Онорина, я не злюсь на его предложение, а спокойно парирую:
«Ну, сообразительности моей для двух секторов все равно не хватит, а вот как правильно очищать станки, научить могу. Приходи на мастер-класс».
Онорин смеется и игриво обхватывает мою шею рукой и начинает легко трясти, приговаривая:
«Обязательно, обязательно приду».
Он отпускает меня и проходит вперед, а я преследую и, догнав, несильно толкаю. Кирилл отвечает тем же. Мы, вероятно, так и продолжали бы беситься аки дети малые, вызывая недопонимание и неодобрение окружающих, но вдруг кто-то громко называет меня по имени. Оборачиваюсь и вижу, что босс жестом приглашает подойти к нему. Когда все уходят, и мы остаемся с ним вдвоем, он повторяет недавний жест Прайса, обращаясь ко мне так же ласково:
«После нашего утреннего разговора я почувствовал, вопреки твоим словам, что произошла какая-то неприятность. Ты обычно ничего не скрываешь, а говоришь как есть, а здесь… мне пришлось поговорить с Давидом, и он рассказал, с чем связано твоё подавленное настроение».
Привалов замолкает, ожидая, вероятно, объяснений, оправданий – чего угодно, но я упорно молчу и думаю, что можно принять предложение Онорина с дверью, только если он хорошенечко приложится ею к голове моего братца.
«Я бы хотел тебе сказать, что рад. Да, я счастлив за тебя, что, наконец, прекратились бесполезные отношения с бесполезным человеком…»