Я сделал аккуратный шаг в сторону кухни. Дверь была приоткрыта. Я осторожно заглянул за неё. Сердце моё рвануло куда-то стремительно, и тут же остановилось.

Я провалился в бездонную чёрную яму.

* * *

Я мучительно прислушивался к незнакомому голосу, что звал меня в кромешной тьме: «Быстрее, надо быстрее, сюда, иди-иди, быстрее…»

Я пытался идти на зов, но в той тьме, где я находился, и пяти шагов не сделать – такая густая, вязкая тьма, и совершенно непонятно, куда двигаться и как. Я прислушивался к голосу, стремясь как можно лучше запомнить его, чтобы потом, в реальности, непременно узнать его, если услышу. Не пропустить того, кто зовёт меня. Точнее, не «того», а «ту» – голос-то женский.

Я потерял счёт времени, в этом пространстве был только зов и больше ничего. Видимо, женщина, что пытается выйти на контакт со мной, совершенно неопытна в подобных делах и не способна транслировать ту важную информацию, которой точно обладает.

«Ну же, скажи ещё что-нибудь! Подай какой-нибудь знак, где мне искать тебя?» – пытался я пробиться к той, что звала. Но безуспешно – зов затих и перешёл в тонкий, печальный плач, больше похожий на вой. Я продолжал вслушиваться в надежде, что появится ещё что-нибудь, и от напряжения у меня заныло в висках, скрючились пальцы на руках, свело челюсть – да так, что сам был готов закричать.

И тут я услышал другой голос – спокойный и очень знакомый, но чей – не мог сообразить. «Ты слышишь меня, Жан? Обернись, видишь дверь? Иди туда, иди-иди, я помогу тебе».

Я с трудом повернул голову – и да, справа от меня засиял ярким светом дверной проём, и в нём кто-то стоял и протягивал ко мне руки:

– Иди сюда, хотя бы дотянись рукой, а я тебя вытащу. Давай мне свою руку, ну же!

Голос вовсю командовал мной, и я доверял ему, и несмотря на адскую боль тянулся к нему, и наконец смог поднять руку и уцепиться за чьи-то пальцы…

* * *

– Ну, слава богу, вытащили-таки!..

Знакомый голос был радостным и живым. Я вглядывался в лицо. Надо мной склонились… ну конечно, баба Лиза – это она и вытащила меня, и Ляйсан.

– Что со мной? – я приподнял голову и понял, что лежу прямо на полу кухни, за окном совсем темно, и у Ляйсан лицо напуганное, а у Лизы – напряжённое, но радостное.

– Ах ты голова бедовая! Ишь, ходок какой шустрый! Шагнул в дверь на кухню, а вышагнул невесть куда. Еле вытащила тебя. Сам-то вернулся бы?

– Не знаю… Так больно там было, что я от этой боли себя потерял. Где был – так и не понял, но кто-то звал меня, очень звал. Всё это связано с происходящими переменами, – я говорил, а сам пытался сесть.

– Тихо-тихо! – баба Лиза аккуратно поддержала меня. – Не спеши, золотой, спокойненько, потихонечку…

– Ничего не понял, баб Лиз… Кто меня звал там? Голос незнакомый, ничего не сказала, только торопила…

– Ну ясно, это кто-то для тебя очень важный. Сам же говорил, тебе надо человека найти, который сможет помочь, и город выяснить, где он находится. Значит так: уже половина девятого, у тебя полтора часа есть, чтобы в себя прийти, собраться. Я пока на ужин накрою, а ты подыши пока свежим воздухом, так быстрее в себя придёшь. Через полчаса приходите, поедим, а потом ты спать пойдёшь, я уже приготовила всё. Тяжело тебе придётся, Жан, кто же знал, что ты вот так возьмёшь да и сходишь неведомо куда, и все силы, что поднабрал, снова растеряешь. Эх!.. – баба Лиза шумно вздохнула и выдала очередную свою прибаутку: – Ничего-ничего, ребятушки, всё идёт как идёт, и всё будет, как тому и быть, а наше дело – делать то, что делать можем.

Мы с Ляйсан пошли в сад и долго качались на качелях, которые Семёныч соорудил из покрышки и привязал к толстому суку старой яблони…