И отключается.

Я снова и снова прокручиваю в голове наш разговор, поджимая губы.

В его тоне и правда не было угрозы, лишь напор.

Так, Аня, выдохни.

Я не собираюсь запрещать ему видеться с дочерью, быть той мамочкой, которая настраивает ребенка против отца, рассказывает, какой он плохой. Наши с Давидом разборки — это отношения двух взрослых людей. Для Арины мы по-прежнему мама и папа. Муж имеет полное право видеться с дочерью, тем более хочет этого.

Вот только мне кажется, что его желание с двойным дном. Может, хочет выпытать у Ариши, как мы живем?

Или хочет сразу вывести меня на разговор в субботу, когда ее вернет?

Если так, я готова, но стоит ли ставить все точки над «и» при дочке? Точно нет. И Давид наверняка понимает это не хуже меня.

Или я слишком подозрительна, и муж действительно соскучился? По большому счету, общаться по телефону Арина пока толком не умеет, слишком маленькая и чересчур быстро переключается на что-то другое.

Я мельком гляжу на часы на экране телефона и охаю. Пора заходить внутрь: мой первый рабочий день вот-вот начнется.

***

— Не давай Арине слишком много сладкого, — даю последние наставления мужу. — И уложи ее поспать днем на час-полтора.

— Справлюсь, — кивает Давид, устраивая дочку на заднем сиденье машины. — Ну что, Ариш, ты готова?

— Да, — улыбается та.

Я наклоняюсь, чмокаю ее в щеку и желаю хорошего дня. Поворачиваюсь к мужу.

Давид свежевыбрит, в идеально отглаженном костюме, от него исходит легкий аромат моей любимой туалетной воды — сама ему дарила.

Вот только он какой-то не такой, как обычно. Мне кажется или я вижу грусть в его глазах?

— Ну, мы поехали, — смотрит на часы муж. — Привезу ее к шести вечера. Максимум к семи. Обещаю.

Я киваю.

— Ань… — Давид наклоняется ко мне, и я машинально дергаюсь назад, считывая его желание поцеловать меня в щеку.

Он сводит брови к переносице, качает головой, с силой сжимая челюсти, однако в тот момент, когда хочет что-то сказать, Арина стучит кулачком по стеклу:

— Па-а-ап! — зовет его.

— Потом, — кидает он мне, молча обходит машину, садится за руль и заводит мотор.

Я так же молча слежу, как его джип выезжает со двора.

Может, все-таки стоило сказать, что Ариша заболела, и не отпускать?

Ладно, что сделано то сделано. К тому же Давид еще ни разу не проводил с дочкой целый день один на один. Я всегда была рядом. Пусть побудет.

И улыбки Арины и мужа были такими искренними, когда они друг друга увидели…

Я морщусь, зажмуриваюсь. Как, ну как можно было разрушить семью одним взмахом руки? Чем Давид думал?

Впрочем, размышлять об этом мне некогда, пора спешить на работу.

Меня попросили выйти сегодня на полдня из-за наплыва заказов. Отказываться я не стала — все-таки первая рабочая неделя, а репутация хорошего сотрудника сама собой не появится.

Вскоре я захожу в кондитерскую. Внутри царит еще большая суета, чем обычно.

— Ань, тебе достаются фисташковые эклеры с малиновой глазурью. Пятнадцать штук, — говорит Татьяна, моя начальница.

Я киваю и приступаю к работе. Измельчаю в блендере фисташки и миндаль для пасты, добавляю к измельченным орехам сахарную пудру.

Автоматом вслушиваюсь в разговор двух коллег.

Соня, пухленькая блондинка, обсуждает с Тамарой, высокой и худой брюнеткой, какой-то сериал.

— Мне бы такого Серкана, — вздыхает она. — Ну такой красавчик! Ты видела, как он смотрел на Эду в новой серии? Я там так и поплыла…

Красавчик? Есть у меня такой. Точнее, был. И я тоже поплыла поначалу. И приплыла куда совсем не хотела. М-да. Надеюсь, этой Эде повезет больше.

Когда ореховая паста готова, принимаюсь за сами эклеры и ощущаю в кармане вибрацию сотового.