Кое-как справившись с волной отчаяния, Степан поднялся на ноги. Нужно было чем-то себя занять, чтобы не сойти с ума. Вспомнил про документы, свидетельство о смерти, что-то еще. Нужно было убрать на место. Все бумаги хранились в ящике. Убирая документы, наткнулся на странный конверт.

Без маркировки. Просто сложенный лист внутри.

Он развернул. Слова расплывались в глазах, но заголовок бросился в глаза сразу: результаты ДНК-анализа.

Степа застыл и даже, кажется, протрезвел на несколько десятых промилей. Медленно, по буквам, начал читать. Дата. Номер кейса. Имя Елены. И под строкой "биологическое отцовство" – жирный, беспощадный: исключено.

Не его сын? Елена была беременна не от него? Не могло быть такого… Или могло? Разве теперь это важно?

Все тело обмякло. Он осел на пол, уронив листок. Стена за спиной стала опорой. Глаза были сухими, но внутри что-то рвалось. Это было похоже не на боль. Это было хуже. Предательство.

Степан сидел, уставившись в потолок. В голове не осталось ни звуков, ни мыслей.

Мир вокруг трещал по швам. Всегда считал жену святой, а она… Ребенок, которого она ждала, оказался чужим. Эта мысль безжалостно резала внутренности, перемалывая в фарш, оставляя чувство глухого отчаяния и злости одновременно.

– Лена… Как ты могла? – прошептал Степан.

Его горло сжалось, а воздух вокруг стал тяжелым, словно в зоне обрушения. В голове гулко звучали ее слова о любви. Перед глазами появилась ее улыбка на фотографии, лежащей на полу. Сейчас это был якорь, тянущий его на дно. А он изо всех сил сопротивлялся.

Степан закрыл глаза, надеясь, что ночь принесет забытье. Но вместо этого он застревал в хаосе своих мыслей, как в завале, из которого не видно выхода.

Через неделю после похорон Захар зашел в кабинет полковника. Начальник отряда, человек с твердым взглядом и вечной складкой между бровями, поднял глаза от бумаг и кивнул:

– Захар, садись. Что там с нашим Степаном?

Захар молча опустился на стул. В комнате пахло бумагами и свежим кофе. Некоторое время он молчал, пытаясь подобрать слова.

– Плохо, – наконец сказал он, глядя на свои руки, сложенные на столе. – Очень плохо. После похорон никак в себя не придет.

Полковник тяжело вздохнул и снял очки, потирая переносицу:

– Захар, мы не можем ждать, пока он придет в себя. Ты сам знаешь, работа у нас такая – или ты готов, или уходи.

– Я знаю, – сухо ответил Захар, подняв глаза. – Но ему сейчас нужен кто-то, кто вытащит его из этого дерьма.

– Ты предлагаешь просто закрыть на это глаза? – в голосе Богданыча звучало раздражение. – Нет, этого не будет. Вот, ознакомься.