– О! Давно бы так! – одобрил мои действия Веня.

– Жарко совсем стало! – будто бы оправдываясь, отмахнулся я.

Солнце припекало, и мы ускорили шаги, стремясь поскорее добраться до спасительной, как мне думалось, прохлады институтского фойе. От противной крепкой сигареты со вкусом пластика, что я выкинул в придорожную канаву не докурив, во рту появилась горечь, хотелось постоянно сплёвывать, но слюна куда—то пропала. Я начал мечтать о запотевшем стаканчике прохладной чистой воды, ну, или, хотя бы, газировки.

Проносившиеся мимо легковушки, маршрутки, автобусы тащили за собой неизменные шлейфы пыли, оседавшей не только на кустах, деревьях и бурой траве, но и на наших с Веней туфлях и брюках. Пережидая поток транспорта, мы пару минут постояли у бетонной будки, напоминавшей большой скворечник, а затем, пользуясь моментом, перебежали на другую сторону трассы и, стряхивая пыль с потерявших парадный вид брюк, направились прямиком к жёлтому трёхэтажному зданию ВУЗа. Справа от него располагался небольшой парк, выходящий к Тачанскому пруду, и длинные помещения учебных мастерских.

С двух сторон от тамбура для двойных входных дверей, стояли бетонные урны, наполненные окурками, пустыми пачками от сигарет, каким—то мусором. Здесь можно было спокойно постоять в тени, покурить и отдохнуть.

Фойе встретило не прохладой, а липкой духотой, от которой не спасали даже открытые окна. Вдоль стен стояли деревянные скамейки с металлическими ножками, а главный корпус отделялся от зала ожидания чугунной узорной решёткой от пола до потолка. Слева, у настенной мозаики, специально для абитуриентов разместили четыре стола с двумя стульями возле каждого. За ними заполняли анкеты. В фойе стояло оживление, слышался непрекращающийся гул голосов. Почти все скамьи оказались заняты, на них в ожидании чего—то сидели парни, рассеянно глядящие по сторонам или листающие тетрадки, девушки, ласкающие своим видом самый искушённый взгляд, смотрящиеся в зеркала косметичек, лихорадочно роющиеся в сумочках, поглядывающие по сторонам, и непрерывно шепчущиеся с соседками.

Крепкая полная светловолосая вахтёрша средних лет темпераментно беседовала по телефону, жестикулируя и изредка поглаживая переносицу, словно хотела чихнуть, но стеснялась это сделать при посторонних.

Оглядевшись по сторонам, я заметил висящий на доске объявлений большой информационный лист, извещающий, что приём документов производится в кабинете №2, справа по коридору.

Веня, видя моё замешательство, подтолкнул меня к открытой двери комнаты, а едва я застыл на пороге, глядя на восседающих за четырьмя столами сотрудниц, спасавшихся от жары двумя включёнными вентиляторами, сам протиснулся внутрь:

– Здравствуйте, девушки! – бодро возгласил он. – Документы для поступления вы принимаете?

– Добрый день, – ответила привлекательная томноголосая шатенка, скучающая у окна, в то время, как трое других, проверяли заполнение бумаг, стопками лежащих у них на партах. – А Вы на какой факультет?

– Да это не я! Вот он.

Ложкин махнул в мою сторону и пихнул меня:

– Что молчишь? Не в гестапо. Говори, давай!

Я ответил, на какой именно факультет.

– Лен, дай молодому человеку пару бланков и образцы заполнения. Да, эти. Вас как зовут? Сергей? Вы, Сергей, сейчас данные внесите по шаблону. У Вас аттестат с собой? Вот и замечательно. Дайте—ка взгляну. Так, здесь в порядке. Паспорт? Отлично. Теперь, Сергей Васильевич, в коридорчике, у окна, заполните бумаги и принесите их сюда! Ручка у вас есть?

Я хлопнул себя по карману, хотя и без того помнил, что ручку—то я и забыл взять, развёл руками.