Видевший Николая в это время лейб-медик принца Кобургского, доктор Штокмар, так описывал его: «Это – необыкновенно пленительный юноша. Он высок, худ и прям, как сосна. Его лицо – юношеской белизны, с необыкновенно правильными чертами лица, красивым, открытым лбом, красиво изогнутыми бровями, необыкновенно красивым носом, изящным маленьким ртом и тонко очерченным подбородком».

Обращая внимание уже не на внешность Николая, а на его душевные и человеческие качества, наш соотечественник, известный писатель-мемуарист Ф. Ф. Вигель, писал: «Два года провел он в походах за границей, в третьем проскакал он всю Европу и Россию и, возвратясь, начал командовать Измайловским полком. Он был несообщителен и холоден, весь преданный чувству долга своего; в исполнении его он был слишком строг к себе и к другим. В правильных чертах его белого, бледного лица видна была какая-то неподвижность, какая-то безотчетная суровость. Тучи, которые в первой молодости облегли чело его, были как будто предвестием тех напастей, которые посетят Россию во дни его правления… Сие чувство не могло привлекать к нему сердце. Скажем всю правду: он не был любим».

Сразу же после женитьбы – 3 июля 1817 года – Николай был назначен на только что учрежденную должность генерал-инспектора по инженерной части. Николай со всей серьезностью отнесся к этому важному, большому и новому делу и шаг за шагом сосредоточил в своих руках все управление инженерными войсками. Он добился учреждения Ученых комитетов по инженерной, артиллерийской и квартирмейстерской частям, преобразовал Инженерную школу в Главное инженерное училище, ликвидировал инженерный штат в 14 из 54-х крепостей, которые из-за расширения границ оказались в глубинах империи, упорядочил и ввел в систему обучение в инженерных войсках – от рядовых до штаб-офицеров, сформировал учебный саперный батальон и возродил конную инженерную службу, основателем которой в 1812 году был М. И. Кутузов.

Одновременно с исправлением должности генерал-инспектора инженерной части, Николай был назначен командиром 2-й гвардейской бригады, затем – командиром 2-й гвардейской дивизии и, наконец, введен в состав Государственного совета, хотя в последнем своем качестве добился гораздо меньших успехов, чем на военном поприще.

Несравнимые по масштабу посты генерал-инспектора и командира гвардейской бригады, все же и в последнем случае предоставляли Николаю важные и интересные возможности непосредственного наблюдения за жизнью гвардейского офицерства. «По мере того, – писал он, – как я начал знакомиться с своими подчиненными и видеть происходившее в других полках, я возымел мысль, что под сим, то есть военным распутством, крылось что-то важное… Вскоре заметил я, что офицеры делились на три разбора: на искренне усердных и знающих, на добрых малых, но запущенных, и на решительно дурных, то есть говорунов, дерзких, ленивых и совершенно вредных». Эти-то «совершенно вредные», «дерзкие говоруны» и стали, преимущественно, будущими декабристами.

Ощущение готовящегося мятежа, а, по меньшей мере, какой-то неясной, но тревожной опасности, не покидало Николая ни на час. Оставаясь старшим представителем императорской фамилии, когда Александр I уезжал за границу, он находил подтверждение своим опасениям и в других проявлениях того, что его угнетало. Все это происходило в условиях добровольного самоустранения старшего брата Константина от петербургских дел и уединения со своей второй женой в Варшаве.

И хотя смерть Александра I была для Николая, как и для всех других, большой неожиданностью, открывшаяся перед ним перспектива получения трона такой неожиданностью не оказалась, о чем нам хорошо известно из предыдущей книги.