– А ты куда прёшь, морда?! – снова раздался Митькин вскрик.

– Обоз из Польши прибыл, куда его девать? – прозвучал незнакомый голос.

– Ты в своём уме? Ну и что, что обоз прибыл? По-твоему, государь должен решать, на какой склад всю рухлядь свозить?

– А кто должен решать, я, что ли? Моё дело было доставить добро в целостности и сохранности под опись, а куда всё это потом сгружать, мне неведомо! Мне ещё татей надобно куда-то пристроить!

– Каких таких татей? – Митька уже начал голос повышать. Стоит, похоже, спиной к дверям, чтобы никто проскользнуть мимо него не сумел. – Да подожди, Александр Иванович, со своими иноземцами! Я, что ли, виноват, что ты государев указ о нюхачах до этого шевалье не донёс, теперь сам решай, как выпутываться будешь.

Ага, похоже, что Александр Иванович – это Румянцев, отправленный Жана-Филиппа Орлеанского, встречать. А последний, похоже, на дверях во дворец не сумел пройти нюхательный контроль. Ну, это решаемо, комнаты для Орлеанского шевалье уже приготовлены, так же, как и для сопровождающей его дамы, которая не являлась, судя по докладам его женой.

Просто мы не ожидали, что они именно сегодня появятся. Почему-то я ждал прибытия гостей только завтра к вечеру, о чём и было объявлено. И Митька, вот бес рыжий, прекрасно знает, что там за иноземцы, нет же, решил почему-то Румянцева довести до удара.

– Так куда телеги загонять?

– Что ты под руку лезешь, не видишь, что ли, занят я, дай мне с графом закончить! – похоже, что сразу с двумя посетителями, каждый из которых считает своё дело наиглавнейшим, Митька справиться не может. Вздохнув, я начал подниматься из-за стола, чтобы избавить его хотя бы от одного. – Александр Иванович, ну что ты как маленький? Французам твоим крыло северное выделено. Ждут их там, вот туда и веди шевалье с его… хм… дамой. Да не забудь предупредить об омовениях, ежели не хотят в своём крыле до весны просидеть!

Так, с Румянцевым разобрался. Я снова сел в кресло и сложил руки домиком, соединив кончики пальцев. Вытянув под столом ноги, продолжил наслаждаться таким внезапным акустическим концертом. Хоть какое-то развлечение. Не по ассамблеям же каждый день мотаться с Петькой, который, похоже, во вкус вошёл. Как бы в неприятности не влип, со своими лямурами.

– Всё, разобрался с графом? Видишь, ушёл граф, теперь давай со мной разбираться, – и кого это такого наглого с обозом извинений от польских магнатов пустили? Даже интересно посмотреть на этого человека.

– Так, теперь ты, – Митька уже не орал, и мне пришлось прислушиваться, потому что толщина дверей не позволяла слышать, что в большинстве своём происходит в приёмной. Только вот такие эмоциональные вещи и проникают в тишину моего любимого кабинета. – Обозы на Монетный двор свезёшь, туда уже распоряжение поступило, там сдашь под опись, а они уже распределят, что в хранилища, что в казну, что в сокровищницу. Энто уже не наше дело. Приказ специальный от канцелярии государя ещё три дня как получили, так что ждут с распростёртыми объятьями и со счётными принадлежностями.

Ух ты, молодцы. Я, собственно, и возложил на отдельную канцелярию такие вот заботы, для того и создал её, отдав в подчинение Репнину. Он-то точно злоупотреблений не допустит. Потому что начал понимать – всё! Не могу уже вывозить, что сам же вот этими вот ручками на себя взвалил. Теперь вижу, не зря расстарался. Ну, сам себя не похвалишь, никто и не почешется.

– А что там за тати у тебя? – спросил тем временем Митька. Да-да-да, что там за кретины такие, что решили на вооружённый до зубов обоз напасть, у которого наверняка и лошади выучены кусаться и людей топтать?