Василий Иванович Шуйский (1552 – 12.08.1612). Портрет из «Царского титулярника» 1672 г.73

19 мая началось дознание. Оно шло с размахом и вполне обстоятельно – было допрошено 140 человек, мирно и без насилия. Нагие лгали и изворачивались на допросах, пытаясь себя выгородить и обелить в деле о резне в Угличе, но запущенный маховик бунтов в Москве уже остановить было невозможно. И они прекрасно знали, что заказчики «банкета» рано или поздно будут раскрыты.

Расследование всё же имело ряд странностей: в следственном деле мы не находим самых главных показаний – самой Марии Нагой, хотя именно её и должны были в первую очередь допрашивать. Все братья Нагие были тщательно «испрошены» в отличие от сестры. Ссылка на то, что она была царицей и потому избежала дознания, не представляется весомой: она не считалась законной женой, её сын был официально исключён из царского поминовения, а вотчинные права были урезаны до минимума. Она не считалась также влиятельной или значимой персоной, и сам факт гибели царевича Дмитрия в русских летописях прошел без особого внимания, а в западноевропейских зачастую игнорировался вовсе. В тот исторический момент это происшествие не представляло никакого интереса.

Известно, что Нагая только присутствовала на двух очных ставках свидетелей. В чём же дело? Что помешало выяснить истину из первых рук? Очевидно, главным препятствием было её психическое и физическое нездоровье. По свидетельству Джерома Горсея, царица была в очень тяжелом состоянии и её родственники полагали, что она отравлена74 и близка к смерти. То, что Нагая была просто не в состоянии давать показания подтверждает также хорошо информированный дьяк Иван Тимофеев, который утверждает, что «душа у державной (Марии Нагой) была безгласна, и, будучи вне себя, она казалась как бы бездушной (мёртвой)»75. Такое временное «помрачение ума» могло быть вызвано сильными переживаниями: потрясением от смерти сына и неудачного окончания бунта. Вполне возможно, что «побочным продуктом» психического шока у царицы стал мутизм76, так как в роду Нагих точно имелись проблемы с речью. Дед царицы – Фёдор Михайлович Нагой имел прозвище Немой, которое зафиксировано в документах той эпохи.

Впервые версию о реактивном психозе, наступившем у Марии Нагой под влиянием гибели ребёнка, выдвинули исследователи Л. В. Столярова и П. В. Белоусов в докладе «Материалы углического следственного дела о гибели царевича Дмитрия в 1591 г.: новый опыт исторической реконструкции»77. Они сопоставили информацию о симптомах «отравления» царицы, которые описал её дядя Афанасий Федорович Нагой английскому коммерсанту Джерому Горсею спустя 6—8 часов после гибели царевича, и симптоматику реактивного психоза, сопровождающегося экземой. «…царица отравлена и при смерти, у неё вылезают волосы, ногти, слезает кожа»,78 – утверждал Афанасий Нагой. Авторы приводят богатую симптоматику нервной экземы: «Лицо, руки, ноги, все туловище покрывается пузырьками, которые вскрываются и оставляют после себя сочащуюся прозрачную жидкость. Заболевание начинается обычно с лица и кистей рук и постепенно распространяется по всему кожному покрову. Кожа непрерывно зудит, интенсивно краснеет, мокнет. Постепенно на ней образуются чешуйки и корочки. Она шелушится и кажется, что „слезает“. Больной непрерывно чешет зудящую кожу, от чего она „слезает“ еще сильнее, расчёсывает себя в кровь. Появляются трещины, кожа делается очень сухой. Течение этого заболевания может осложниться присоединением инфекции, и тогда на коже образуются пустулы (гнойные пузырьки) и гнойные корки. Зуд непрерывно усиливается, он невыносим, мешает спать, не даёт покоя. Невротическая реакция организма при этом только усиливается…. Кожные дериваты – ногти и волосы – в качестве реакции на психотравму „вылезают“ не сразу и начинают страдать по прошествии нескольких (обычно 1—2) дней»