– Начинаем!
В руках хирурга блеснул скальпель…Красная кровавая нить обежала вокруг обритой неподвижной головы профессора… Хирург вскрыл череп, обнажив слизистый живой мозг.
…Обитатели пещеры сидели каждый по своим углам.
Затаенная сумрачная тишина.
Соломон глянул на Руфь. Ткнувшись лицом в колени, она сидела чуть поодаль от скучковавшихся соплеменников Натурей карто. Почувствовав взгляд, она подняла голову.
Две пары глаз в сумрачном подземелье, всмотрелись друг в друга.
Соломон поднялся, отряхнув штаны, церемонно потрусил ладони и пошел к ней. Десятки, сверкающих в полумраке глаз, уперлись в него.
– Эй, мракобесы, чего нахохлились?! – и съязвил – На-ту-р-яйцы! Вместо того, что бы свою честь защищать, врагам нашим задницы лижете! Думаете, они вас пожалеют?! В первую очередь вас же и сожрут! Потому что никто не любит предателей!
– и он, точно отсекая Руфь, сел между нею и ее соплеменниками, пододвинулся ближе:
– Красивая, как тебя зовут?
Не отнимая лица от колен, она посмотрела на него, и в свете лампы в ее глазах мелькнула легкая улыбка.
– Ладно… – вздохнул Соломон. – Но ты ведь все равно не молчишь! Знаешь, что ты говоришь? Ты говоришь: какого мужика я спасла!
Она утопила в коленях смех. Приободренный этим, Соломон придвинулся еще ближе, успев чертыхнуться, что под ним так громко зашуршала солома. Но его щеки коснулась прядь ее шелковистых волос, и ему показалось, что он умер…
– Я знаю, как тебя зовут… – ожил он. – Мне сказали твое имя, когда я и своего еще не знал…
Она с улыбкой посмотрела на него:
– Тебе, наверное, сказали, что меня зовут Руфь…
– Ничего себе! – восхищенно пропел Соломон. – А как ты узнала об этом?
О чем-то загудели натурейцы.
– Смельчаки! – нарочито вздохнул Соломон и посмотрел на соседку:
– Спасительница, скажи, а тебя и вправду зовут Руфь?
Она с улыбкой кивнула, но отчего-то глаза ее затопила печаль.
– Руфь, я спасу тебя! Вот увидишь… родная!..
– Соломон почувствовал, как в груди свихнулось сердце, он невольно потянулся рукой к ее щеке, но у самых его дрогнувших пальцев лицо Руфи отплыло в сторону.
В это мгновенье, задребезжав, отошла решетка, и в пещеру втолкнули высоколобого, в европейском костюме, мужчину.
Едва не съехав на соломе на пол, он неловко выпрямился. Попривыкнув к полумраку, сел недалеко от безбровых. Один из них пристально глянул на него.
– Мэрло! – дипломатично представился он.
– Ишак! – оценил его мутант.
– Коммунист… – тактично подбросил тот. – Еврейская левая организация «Марэло»…
Безбровый вопросительно глянул.
– Маркс-Энгельс-Л завтра енин… – прежним тоном расшифровал новоприбывший.
– Так и бы и сказал… Мурло… – нарочито вздохнул Соломон.
В группе сектантов вдруг что-то взволнованно застрекотали, повернулись лицами в центр образовавшегося меж ними круга.
С каждым мгновением возня стала перерастать в суматоху.
Став на колени, они склонились над чем-то, возбужденно затараторили и потом из расступившейся кучки поволокли к решетке пожилого седобородого соплеменника. Пятки его туфель цеплялись за солому, один башмак спал и замер подошвой вверх.
Один из тащивших затарахтел решеткой и стал звать на помощь. Темное нутро коридора отвечало глухим молчанием.
Кто-то распахнул старику рубашку, приник ухом к груди и через минуту обреченно сел на пятки и опустил глаза.
Второй из тащивших снова затарахтел решеткой, стал рвать ее на себя, но туннели бункера были глухи.
Сидевший над стариком закрыл брошенные в потолок, застывшие глаза старика.
Те двое вернулись к своим, и теперь они все вместе, перебивая друг друга, стали спорить, как правильнее поступить.