- В хозяйстве сё пригодится.

- А… для чего это? – Василиса отказаться не посмела, ведь это наверняка бы обидело Марью Моревну, а потому очень осторожно взяла посох в руке.

- Да так, фонарик… - улыбнулась хозяйка. – В наших лесах, знаешь ли, уличных фонарей нет. А факелом и спалить всё недолго. А теперь точно всё, аудиенция окончена. Ещё увидимся, Василиса…

И она, хлопнув в ладоши, исчезла, а вернее, это Васенька переместилась туда, откуда всё и началось. Ворота вновь больно шлёпнули её по заду, закрываясь, а Емеля, дремавший на печи, вскочил, продирая глаза спросонья, восхищённо взирая на новый наряд девушки.

- Ну? Узнала чего, Василисушка?

- Узнала, - выдохнула девушка, поигрывая тяжеловатым для женской руки посохом, внимательно следя за тем, чтобы случайно не задеть клубочек. – Полезай на печь, сейчас всё расскажу.

8. Глава 7

Котофеич вновь суетился у печки, на этот раз ловко орудуя ухватом, проверяя кашу на предмет готовности. Каша была пшённой, жёлтой да ароматной, с тёмной коричневой корочкой – запечённой пенкой, она парила, источая такой заманчивый запах, что Василиса всерьёз начала опасаться за свою фигуру. Но взгляда не отводила от глиняного горшочка, что Котофей поставил прямо посередь стола, и тайком даже облизывалась.
Прокопий дремал у печи – не той, что была транспортным средством, а той, что смирёхонько стояла в углу, готовила пищу, обогревала помещение, подчиняясь волшебным лапам замечательного чёрного кота с белой грудкой.
Емеля же сидел рядом, думу думая – после рассказа Василисы повторённого не единожды, сначала для Емельяна, потом для Котофеича и Прокопия, молодые люди заметно подвисли. И приуныли.
- Ишь, чего удумала! – Котофей заметно злился, но не на Васеньку, а на Марью Моревну, и уже не первый высказывал что-то этакое. – Детей неразумных за мечом посылать! Да ещё каким!
- Каким? – автоматом спросила Василиса.
- Волшебным! – эпично воскликнул кот, замахав ухватом. – Говорят, он не каждому и в руки-то дается, а ежели не понравится ему кто, то и руки отрубить может! И не только руки.
- Цыц, лохматый! – подал голос Прокопий, казавшийся до того всем спящим. – А когда ж есчё Емельке героем-то становиться? Вона уж двадцать первый гож, а он ни в тех, ни в сех.
- А на кой тебе мёртвый герой, старый?! – горячо возразил Котофеич. – Мальчик жить ещё только начинает, вон невесту домой привёл, а ты его сразу на подвиги ратные снаряжаешь, жизни не даёшь!
При слове «невеста» из уст Котофеича, Василиса потупила глазки и слегка покраснела. Практически то же самое сделал и Емеля, только взор его был устремлён не на кашу, как в случае с Васей, а на девушку. Молодые люди смущённо улыбались, но старик и кот продолжали спорить, не замечая романтического настроя молодёжи.
- Прежде чем жаниться, мужиком надо стать! – настаивал на своём Прокопий. – Куда же он без подвига ратного, богатырского?
Кот засмеялся смешным кошачьим смехом, приоткрыв маленький ротик и обнажив беленькие острые клычки.
- Какого подвига? Богатырского?! Да ты, старый, видать, сбрендил! Аль не видел ты нашего «богатыря»? Кожа да кости! Кормить и кормить ещё до богатырских размеров.
- А ты только о еде и думашь, как будто окромя неё в жизни нет ничего важнее! – буркнул Прокопий. – А я те так скажу: были бы кости, а мясо нарастёт!
Молодые люди, пока что не участвуя в споре, хотя и касавшемся их в первую очередь, философски выжидали, когда старшие угомонятся и те или иные аргументы у них иссякнут. Для себя Емеля вообще уже всё решил, и выслушивание этого бессмысленного потока слов, льющегося с двух сторон, было лишь данью уважения, не более.