– Э! – взвигнул за его спиной Ли, да так, что Шанкар чуть копье не выронил.

Видение мгновенно исчезло.

Он вздрогнул и резко обернулся:

– Тихо! Ты чего орешь?

– Нельзя! – не унимался тот и тыкал пухлым пальцем в идола. – Нельзя!

– Что нельзя? – непонимающе переспросил охотник.

– Языцы! Языцы!

Ли был явно взволнован и тяжело дышал. Шанкару не понравилась перемена в добродушном увальне.

Бросив еще один взгляд на поверженного истукана, он поднялся и посмотрел на спутника:

– Ты можешь объяснить, что все это значит?

Ли уже открыл было рот, как внезапно их разговор прервал оглушительный рык.

[1] Научи его, Ксу.

Фу гордо вышагивал по грунтовой дороге. Суровый взгляд карих глаз устремлялся вперед. Лучи солнца ярко блестели на бронзовых пластинах нагрудника. Неизменная тигриная шкура покрывала плечи. И хотя виски воина уже давно поседели, подобно снежным шапкам гор, в ногах он не чувствовал усталости. Тело было по-прежнему полно сил. И даже несколько часов ходьбы жарким днем в тяжелом доспехе не подточили их. Тем более Фу испытывал душевный подъем. Поход закончился удачно. Войско клана Шэ, этих мерзких змеев, разгромлено наголову и теперь служит пищей воронам. Он до сих пор слышит в голове крики поверженных врагов. Теперь-то никто не посмеет бросить вызов его Повелителю. А что может быть для верного воина лучше, чем наблюдать радость на лике Лаоху?

Поэтому Фу спешил, подгоняемый желанием известить вана о славной победе. Однако сдерживал себя, заставлял сохранять ровный шаг. Негоже показывать суету и торопливость перед рядовыми бойцами, марширующими позади. Военачальник должен быть примером выдержки, стойкости и силы. Не только тела, но и духа. Поэтому когда старые шрамы на щеке вновь зачесались, Фу не посмел унять зуд. Лишь пальцы, сжимавшие рукоять меча на поясе, едва заметно дрогнули. Лицо же осталось непроницаемым, как гранит. К тому же войско уже приближалось к стенам Хучена. Ждать встречи с ваном осталось недолго.

С тех самых времен укрепления сильно изменились. Теперь они достигали в высоту девяти чи[1]. Земляной вал был усилен глиняной кладкой, а с внешней стороны в почву воткнуты острые колья. Фу был уверен, что не найдется более безумца, что решит попробовать взять их штурмом. Да и не позволит никто. Последние враги вана пошли на корм червям.

Подходя к стенам столицы, воин испытывал душевный подъем и чувство гордости, хоть и не подавал вида. Он лично руководил отстройкой укреплений и по праву считал их своим детищем. Ван высоко и щедро оценил результат его труда. А для Фу не было ничего важнее, чем видеть Повелителя счастливым. Ведь тот всегда был добр и справедлив к своему старому слуге… другу. Столько лет… через многое пришлось пройти. И шрамы на щеке – лишнее тому напоминание. Фу до сих пор помнил, кто их оставил. И кто спас его от смерти…

Вот и сейчас с гордостью во взоре он окидывал взглядом знакомые стены, внутри себя радуясь, что возвращается домой… пока… не заметил человека.

Смутная и непонятная фигура виднелась над аркой ворот и наблюдала, как войско вана приближается к городу. Фу не мог разглядеть лица. Солнце светило незнакомцу в спину и слепило воину глаза. Все, что он увидел, так это слипшиеся длинные волосы и серый плащ, вяло хлопающий на ветру.

Фу нахмурился.

– Кто посмел пустить на стены оборванца? – пробормотал он.

– Да восславят в веках воинство бо гуна[2] Фу и нашего светлейшего вана Лаоху! – раздался позади торжественный крик одного из новобранцев.

Воин резко обернулся через плечо и, не сбавляя шага, испепелил зеленого юнца взглядом. Слова застряли у бедняги в горле, когда тот увидел выражение глаз своего военачальника.