– Тишина в строю! – отчеканил Фу. – Никто не смеет портить сей великий миг, когда нас встречают духи!

Боец позеленел, как чайный лист и едва не рухнул на дорогу. У него от страха подкосились ноги. И только товарищи по бокам помогли удержаться.

– Двадцать ударов ему. Чтоб впредь знал – нельзя распускать язык!

Новобранец почувствовал, как отлегло от сердца. Он еще легко отделался. Могли бы клеймо несмываемой краской по всей роже нарисовать или вовсе язык отрезать. И чего его дернуло?

«Как там моя матушка говорила… несдержанность и горячность по молодости пройдут».

Фу же вновь обернулся к крепостной стене и приложил руку ко лбу, дабы рассмотреть нарушителя.

Там никого не было.

Воин нахмурился сильнее и пробормотал:

– Куда он делся? Наглый оборванец.

Остаток пути до ворот войско прошло в тишине. Топот тысячи ног гулко отдавался в окружающем безмолвии. Наконечники длинных копий грозно сверкали в ярких лучах солнца. Лица бойцов застыли, будто камни, нацепив поверх маску торжества. Зеленая роща справа от дороги встречала их в молчаливом приветствии. Словно сама природа разделяла сей торжественный момент. Слева вяло покачивалось пшеничное поле.

Деревянные ворота медленно, словно с неохотой, стали отворятся. За ними уже можно было разглядеть Восточную площадь. Войско вышел встречать командир гарнизона со своими подчиненными. Те уже выстроились в почетном карауле.

Взгляд Фу мимолетно скользнул по острым кольям, воткнутым в землю перед стенами. На секунду ему почудилось, что он вновь видит головы, насаженные на них. Искаженные в предсмертной агонии лица с остекленевшими глазами покрыты кровавыми разводами, а рты перекошены гримасой ужаса и отчаяния… по округе проносится крик…

Воин вздрогнул и мотнул головой. Наваждение исчезло. Нахмурившись еще сильнее, Фу продолжил путь, проходя сквозь арку ворот. Он дал себе зарок отдохнуть с дороги сразу, как доложит вану о победе. Доложит лично.

«А потом в постель. Слишком много чудится в последние дни».

Завидев достопочтимого гуна, Танцзин, худощавый, с зашуганным видом, глава стражи ворот низко поклонился. Военачальник вскинул руку, приказывая бойцам остановиться. Те незамедлительно повиновались. Шум шагов резко стих, погружая округу в тишину. Проход между стен был достаточно узок, поэтому многие воины остались стоять с внешней стороны, безропотно ожидая, когда им позволят зайти.

– П-покорнейше п-приветствую тебя, гун Фу, – промямлил Танцзин, не поднимая глаз.

Воротник сильно нервничал в присутствии знатных господ. Вот и сейчас его лоб, помимо воли, покрылся испариной, а пальцы за спиной сплелись в причудливый узел. Ладони вспотели и дрожали.

– Духи и Шанди благоволили нам, – сурово бросил Фу, окидывая того холодным взглядом, – у великого вана теперь не осталось врагов. Хучен будет дальше процветать.

– Р-радостная в-весть для в-всех н-нас, – заискивающе улыбнулся Танцзин, не смея поднять взор выше подбородка гуна.

– У великого вана Лаоху достойные предки. Надо возложить дары им в Храм в честь победы.

– Уверен, ч-что без т-тебя н-не п-получилось бы о-одержать п-победу, гун Фу, – польстил воротник.

Военачальник сдвинул брови. Лесть он не любил и с Танцзином старался не пересекаться. Какая досада, что именно его караул заступил на пост в день их возвращения.

– Кто пустил оборванца на стены? – резко осадил он.

Танцзин вздрогнул и невольно вскинул взор, встретившись глазами с суровым ликом Фу.

– К-какого о-оборванца? – промямлил он.

– Это я хотел спросить, – слова гуна окатывали, подобно ледяной воде.

Танцзин съежился:

– Я н-никого н-не п-пускаю н-на стены, бо Фу. Это ж-же запрещено. Я п-помню т-твой у-каз.